Да, блин, дружить я как раз и была готова! Но этот мужчина предлагал мне совсем другое.
«И ведь не успокоишь себя тем, что неправильно его поняла», — мысленно вздохнула я. Валеев произнес всё таким образом, что неправильно его понять было просто невозможно.
«Но и принять это его возмутительное предложение невозможно тем более».
Всю ночь я лазила по интернету, читала форумы приемных родителей, юристов, выписки из законов и остальную литературу на смежные темы.
Должен был быть какой-то выход. Должен был!
Утром, когда прозвонил будильник, я ещё даже не легла спать — ходила кругами по кухне и судорожно читала всё одни и те же ссылки, но уже не с компьютера, а с телефона, пытаясь найти там новую информацию.
Потому что просто не знала, что делать дальше.
Проснувшийся от вибрации моего будильника Ромка, сонно прошлёпал в ванную (опять тапочки забыл надеть!), а я так и стояла на кухне, прижимая к себе телефон. Как никогда понимая, что не готова… не готова сегодня продолжить борьбу.
В голову лезли всякие дурости, вроде как выкрасть Ромку и увезти его куда-нибудь в другую страну. А что, Беларусь, Украина, Казахстан… да мало ли стран, где люди разговаривают на русском жестовом языке. И куда можно выехать без проблем…
Впрочем, это был бы побег в никуда — я понимала, что в этом случае, у меня не останется ни единого шанса на законную победу: для опеки и правоохранительных органов я сразу превращусь в преступницу.
Когда Ромка показался на кухне, я улыбнулась и спросила его, хочет ли он сегодня остаться дома. Малыш сразу же разулыбался: Ромка любил ходить в школу, но какой ребенок откажется остаться дома и смотреть мультики, вместо того, чтобы тащиться по темной холодной Москве с тяжелым портфелем в школу.
— Ура, мамочка! — подбежав, чтобы поцеловать меня, Ромка тут же невинно поинтересовался. — А можно мне какао?
И взгляд такой: невинный-преневинный. Ведь знал, что какао только по выходным и во время болезни.
«Ещё, поди из зефира вместо каши попросит», — подумала я и тут же мысленно усмехнулась, когда Ромка, усевшись на табуретку, кивнул в сторону коробки с зефиром.
— Можно, мамочка?
— Можно. — Ромка широко улыбнулся. — Но только после каши.
Улыбка моего ребенка скисла.
Ну да, я тоже не была большим поклонником овсянки, поэтому в овсянку я добавляла и изюм, и курагу и даже немного чернослива.
Как только мы позавтракали, Ромка помчался обратно в комнату, а я тем временем предупредила его учительницу (соврав, что Ромка немного рассопливился, и я хочу подержать его денек дома), ну и заодно я написала своему начальнику, сказав, что приболела я.