Дмитро Загарий и не думал строиться: если дом сносят, государство выплачивает немалую сумму (они с Марией переселенцы), так зачем же ему на старости лет мучиться с глиной, присоединяться к компании застройщиков, чтобы сообща, толокой класть стены, если в Паленовке за такие же деньги можно купить готовую хату, пусть не под шифером — под камышом, но ведь не течет, и колодец есть, вода своя, погребок для свежих овощей или для квашенья, хлев для поросенка (там и корова встанет), три яблони и вишня, плетень еще совсем новый — словом, входи и живи. Так и сделал.
Почти рядом пристраиваются к аккуратному хуторку совсем новенькие, как с иголочки, Журавлинцы: хаты в линеечку, словно солдаты в строю, водопровод (на пять дворов колонка), подле каждой второй хаты электрический столб, как свечка, спаренные провода тянутся к жилищам, — говорят, весной пустят ток и в Паленовку. А пока что Дмитро, не обремененный строительством, ходит сам по себе, и все тут. Позовет кто на помощь — не откажет. Соседи попались — дай бог всякому: через плетень — милый Тодось с Килиной, через хату — Явдоха, праведный человек. Дальше — Гордей. На этой неделе ему за границу ехать как бывшему узнику Бухенвальда. А еще дальше (это уж через дорогу) — молодой председатель колхоза, Станислав. Он, правда, скоро уйдет из отцовской хаты, переберется в свою, что в Журавлинцах. Жениться собрался или еще что.
Нынче Дмитро отправился к Явдохе на первые, как говорится, заработки: такого кровельщика, как он, поискать.
Явдошина хата была неказиста с виду, Дмитро похаживал вокруг, постукивал палкой по потрескавшимся стенам. Трухлявая глина сыпалась на рукав его ширпотребовского пиджака, Дмитро хмурился. Наконец приставил к стене лестницу, встал ногой на перекладину, подтянулся и, радостно изумленный, оторопел: перед самым его носом, рядом с ласточкиным гнездом, притулившимся под стрехой, висело радио. Не иначе затея ребятишек.
Дмитро прибавил звук. Радио неожиданно заговорило о нем, человеке из артели. Будто он берет повышенное обязательство и, встав на трудовую вахту, попутно преодолеет всевозможные трудности. Похвала эта не очень радовала Дмитра, однако и не сердила. Потому что он и впрямь одолел трудностей видимо-невидимо. И хотя никаких громких подвигов не совершил, но однажды все-таки сидел среди знаменитостей в президиуме. Даже вышел на трибуну, что-то говорил, а ему хлопали. В тот день за хорошую косьбу Дмитру дали сероватую, из скользкой материи рубашку в прозрачной бумаге и пузырек с душистой водой.