– Он отлично изъясняется по-нашему, – сказал Бнаяу, когда Атар-Имри отправился осматривать колесницу и знакомиться с кучером.
– Он понимает и сочувствует, – поддержал Баная, многозначительно подняв вверх указательный палец, – удивительно весьма, как умен и благороден может быть человек, ни разу не слыхавший речей мудрецов наших!
3
– Отец, я в глазок глянула – за дверью чужак какой-то. Стучит настойчиво. Странный. Я боюсь открывать!
– Обожди, дочка, я сам впущу его.
Хозяин отворил дверь. Перед ним стоял незнакомец, глядел доброжелательно.
– Я – Атар-Имри, – представился вошедший, – я гланый дознаватель города Иевуса. Старейшины Гивы поручили мне расследовать преступление, о котором ты несомненно знаешь.
– Я – Менахем, крестьянин местный, а это – дочь моя, Наама.
– Слышал уже. Неспроста я к тебе явился, сам знаешь почему.
– Проходи в горницу, занимай место у стола, Атар-Имри, – с привычным гостеприимством пригласил Менахем, – что желаешь пить – молоко козье или вино белое?
– Кружку вина, пожалуй. Какой запах аппетитный струит очаг твой! – заметил гость, усаживаясь на лавку.
– Дочка пряники испекла. Как раз поспели! Уважишь?
– Не откажусь, Менахем, спасибо. Вижу: не зря твое хлебосольство по городу вашему славится!
– Неси-ка, Наама, вино да горяченьких пряников гостю! Ешь, угощайся, Атар-Имри, не робей, пряники медом смазывай!
– Благодарю. Перейдем к делу, Менахем. Рассказывай, каких гостей в дом привел, и что потом случилось. Говори правду и без утайки.
– Я возвращался с поля вечером. Темнело. Вижу, стоят на площади двое мужчин и женщина, не городские, им переночевать нужно. Расспросил их – кто такие, откуда идут и куда направляются. Взял путников к себе на ночлег.
– Как они назвались и что рассказали о себе?
– Левит Цадок с наложницей Диной и со слугой Яривом возвращались из Бейт-Лехема к себе домой на Эфраимову гору, – начал Менахем, – слуга, умный юноша, предложил завернуть в Иевус – там безопасно, потому как злоумышленникам не разгуляться, коли охранной службой управляет человек искусный!
Атар-Имри не был падок на лесть, но не имел ничего против лестных намеков. Он сдобрил очередной пряник хорошим количеством желтого ароматного яства, отхлебнул из кружки и спросил: “Отчего же эта троица предпочла Гиву?”
– Дело в том, что Цадок, как человек богобоязненный, не захотел входить в языческий город, предпочтя телесную опасность уступке духу – решение народом нашим уважаемое. Не сочти за обиду, дорогой Атар-Имри…
– Не сочту. Продолжай, Менахем.
– Мы поужинали и мирно беседовали при свете масляной лампы. Наама о чем-то шепталась с Яривом возле очага. Вдруг раздались с улицы крики. Недостойнейшие из горожан потребовали от меня выдать им моего гостя – они хотели познать его. Храбрый, доблестный Ярив успокоил нас. Он сказал мне, мол, взамен Цадока предложи горлопанам наложницу левита и дочь свою. Возникнет раздор меж негодяями, и тогда я выйду и разгоню их. Я поступил по его словам, но злодеи не послушали меня и освистали.