Сколько она провела в добровольном заточении, выходя лишь изредка в магазин за хлебом? Неделю? Две? Она не знала. Но она знала, что вечно это продолжаться не может. И без того скудные запасы продуктов подходили к концу, не осталось уже ни крупы, ни картошки, да и последнюю банку тушенки она доела еще вчера. Кончилось даже прошлогоднее засахаренное варенье, которое она щедро мазала на косо отпиленные куски батона и запивала крепким чаем. Кончались и деньги, которые она успела снять с маминой карточки, прежде, чем банк ее заблокировал. Рано или поздно ей придется вернуться на лекции, зайти в деканат, порешать вопросы с долгами. Хуже всего было то, что сама мысль о возвращении к привычному распорядку казалась неправильной, предательской, вроде как официально согласиться, что мама умерла. Пришлось признать, что без работы ей не выжить.
В одну из длинных, томительных ночей, когда ночное небо из черного стало темно-синим и в комнату скользнул первый хрупкий, зябкий проблеск декабрьского утра, Даша собрала всю свою решимость и стала приводить себя в порядок и собираться на лекции. Во дворах уже забурчали оставленные на ночь автомобили, по улицам мигали и переливались сотнями разноцветных огней новогодние гирлянды, по всему городу в спальнях зазвонили будильники. Матери, отцы зашаркали с растрепанными волосами, в ночнушках и растянутых майках – ставить вариться кофе, нарезать бутерброды и будить детей в школу.
Из зеркала в ванной, подсвеченное тусклым желтым светом электрической лампочки, на Дашу смотрело худое измученное существо с синими кругами под провалами глаз. Отросшие за месяц волосы темнели у корней и висели сухой соломой у посеченных концов. Даша взглянула на свои ногти: обломанные неровные края в обрамлении сухой кутикулы. Волосы на ногах торчали колючим ежиком. Она включила воду, долго и тщательно намыливала тело, волосы, сбривала отросшую щетинку, остригла ногти под корень. Потом высушила волосы и собрала их в высокий хвост. Тушь в косметичке засохла, и Даша швырнула ее в мусорное ведро.
Она оделась, вышла из дома и за двадцать минут добралась до главного корпуса. Знакомые массивные двери пропустили ее внутрь в сумрачный холл. После людных нарядных улиц в пустынном холле она почувствовала себя неуютно. И хотя все было привычно: все тот же высоченный потолок с арками и лепниной, светящееся белым над лестницей окно, беззвучные телевизоры в углах и таблоиды с надписью «Нечетная неделя», Даше показалось, что она здесь случайный зритель, непрошеный гость. Появилось странное ощущение, будто она забыла и не сделала чего-то важного. Стояла неестественная тишина, которую не заглушала всхрапывающая изредка рация охранника. Лишь оказавшись в светлом коридоре с черными и желтыми квадратиками плитки на полу, она испытала огромное облегчение.