Вот и стала я девок учить хвостом не вертеть да на парней не заглядываться. Леночка-то умница у меня, послушалась, в девках ходит до сих пор, зато работа на зависть и живет себе припеваючи. А Маринка… Эх… Вскружил ей голову отец твой, алкаш покойный, и на себя несчастие навлек, и ее измучил… А когда Маринка поняла наконец что к чему, стала тебя учить уму-разуму. Добра она тебе желала, а ты туда же… Уже я вижу успела беды натворить с мужиками, раз пришла искать правды?
– Успела… Но я люблю его, – сказала Даша и слезы высохли, не успев пролиться, – любила, – произнесла она твердо. После той новогодней ночи, когда она, ошеломленная переменой в Сашкиных глазах, времени, проведенного в больнице, когда он отписался одной-единственной дежурной фразой, она поняла, что вместо души у нее – выжженная пустыня и там не осталось больше чувств к этому человеку. – На чужом несчастье счастья не построишь, правда ведь?
– Правда.
– Но что же делать? Что же мне теперь, всю жизнь, как тетя Лена, одной жить? Не сметь даже взглянуть в их сторону? Отвергать все ухаживания? Завести кошку и в сорок лет состариться?! – уже почти кричала Даша.
– Нет, дочка, конечно же нет! Мы что-нибудь придумаем!
– Что?! Что мы придумаем? Ты же сама сказала, что ничего, ровным счётом ничего не помогает! Все эти способы, они не работают!
Бабушка молча погладила Дашу сухой морщинистой рукой по щеке, а потом ее рука безвольно упала на папку, которую все еще держала в руках Даша. И тут же, как будто ей нужна была только эта небольшая подсказка, прочитала все знаки, которые до этого тревожили Дашу, и пазл наконец сложился.
– А эта бомжиха… ну, то есть, жена его… Что с ней потом стало? Ты вообще знаешь, как ее зовут?
– Чапчавадзе Тамара Петровна. Я это имя на всю на всю жись запомнила… Да ты и сама посмотреть можешь, в деле все написано. Я когда поняла, что это из-за нее все так получилось, хотела найти ее, прощения просить да в ножки кланяться. А только поздно уж было… Померла она через неделю примерно опосля расстрела… Я на кладбище потом ходила, на могилку еешнюю, и молилась, и плакала. Да только видать крепко она на меня разозлилась, ой крепко.
– Ты знаешь, где она похоронена?!
– Знаю конечно, говорю ж, ходила тудыть как к себе домой.
– Где? Расскажи, бабушка!
Бабушка наклонила голову вбок и испытующую посмотрела на Дашу.
– Расскажу, если ты пообещаешь не рисковать жизнью. Я не дура. Вижу ведь, что ты что-то задумала.
– Не стану я рисковать!
Бабушка пристально посмотрела на нее.
– Обещай.
– Ладно. – сказала Даша. – Обещаю.