На скамье что-то лежало. Он подошел поближе. Это были пяльцы с вышиванием: на продетом в них квадратном льняном лоскуте в очаровательном узоре сплелись листья, цветы и ягоды земляники. Из любопытства Мордред поднял пяльцы со скамьи и тут же увидел, что основа насквозь промокла, и на ткани остались темные пятна от камня, на котором она лежала. Должно быть, позабытое вышивание лежало здесь уже немало времени. Откуда ему было знать, что сама королева Моргана уронила его здесь, когда сюда, на место их тайных свиданий, ей принесли известье о смерти ее любовника. С тех пор она не выходила в сад.
Мордред опустил испорченное вышиванье назад на скамью и снова прошел через лужайку к дорожке, шедшей под окнами дворца. Как раз в тот момент в одном из них зажегся свет, и в вечерней тишине ясно зазвенели голоса. Один из них, повышенный в расстройстве или во гневе, был ему незнаком, но другой, отвечавший ему, принадлежал Моргаузе. Мордред уловил слова “корабль” и “Камелот”, а потом “принцы”, и тут, не дав себе даже времени подумать, он оставил дорожку и шагнул ближе к стене под окном, прислушиваясь. В окнах не было слюды, и располагались они высоко, в нескольких пядях у него над головой. Разговор доносился до него лишь урывками, когда женщины повышали голоса или подходили к окну. Моргана — как оказалось, первый голос принадлежал ей, — судя по всему, в беспокойстве, почти что в смятении, мерила шагами комнату.
— Если он заточит меня… — говорила она. — Если он только посмеет! Меня, сестру самого Верховного короля! Чья единственная вина в том, что ее сбили с пути истинного забота о королевстве брата и любовь к своему супругу. Разве моя вина в том, что от любви ко мне Акколон потерял голову? Разве моя вина в том, что он напал на Артура? Все, что я сделала…
— Да, да, эту байку ты мне уже рассказывала. — В голосе Моргаузы не было сочувствия, одно только раздраженье — Молю, избавь меня от этого! Но тебе удалось заставить поверить в это Урбгена?
— Он отказывается говорить со мной. Если б я только могла явиться к нему…
— Так к чему ждать? — снова прервала ее Моргауза, наигранное удивленье в ее словах едва-едва прикрывало презренье. — Ты — королева Регеда, так что повторяй без устали всем, кто готов будет слушать, что ты не заслуживаешь от своего супруга ничего иного, кроме благодарности и разве что прощенья за неразумие. Так чего ж ты здесь прячешься? На твоем месте, сестра, я нарядилась бы в лучшие одежды, надела б корону Регеда и явилась бы со свитой в большой зал во время мира или совета. Тогда ему пришлось бы выслушать тебя. А если бы он все еще колебался, то все равно не посмел бы при всем дворе выказать неуваженье к сестре Верховного короля.