«Я еще не встречала мужчины, в которого бы ты не влюбилась. Я бы подумала, что ты заболела, если бы ты не была в кого-то влюблена. Я даже научилась узнавать периоды. Да, это очень приятно, правда?»
Мы сидели в «саду» отеля, в тени винограда. Поблизости никого. Сзади – открытый проем двери в пустой холл. Тони вернулся в бар. За углом у столиков уличного кафе тихо беседовали завсегдатаи. Солнце быстро катилось на запад. На бледном серебре моря появилась зыбь, ветер сорвал сонный аромат с красных гвоздик в кувшинах для вина. На солнцепеке стоял большой горшок с лилиями.
Фрэнсис протянула перед собой длинные ноги и потянулась за сигаретой. «Да, это была твоя о-о-о-чень хорошая идея. Афины на Пасху, конечно, это немного чересчур. Это ясно. Я забыла, пока ты не написала, что греческая Пасха позднее нашей. Она у нас была в конце прошлой недели, когда мы находились в Риме. Я представляю, что греческая сельская Пасха будет некоторым контрастом, и с нетерпением жду ее. О, спасибо, с удовольствием выпью еще чашку. Ну, а теперь, как давно я тебя не видела? Боже мой, почти восемнадцать месяцев! Расскажи о себе все».
Я с любовью рассматривала ее. Фрэнсис, хотя и двоюродная сестра, намного старше меня. В это время ей было уже за сорок, и хотя я знаю, что только малолетки считают это огромным возрастом, так казалось и мне. С самых ранних лет она рядом. Когда я была маленькой, я называла ее «тетя Фрэнсис», но три года назад она положила этому конец. Это произошло после смерти моей мамы, когда я переехала к ней жить. Я знаю, что некоторые считают ее слишком важной. Высокая, смуглая, довольно угловатая, решительные голос и манеры. Свое очарование она презирает и редко утруждает себя его проявлением. Работа на открытом воздухе дала ей цвет лица, который называют здоровым. Сильна, как лошадь, и очень деловая. Хорошо одевается, если не сказать строго. Но ее значительная внешность обманчива, ибо это самый терпимый человек, которого я знаю. Иногда она доводит принцип «живи и давай жить другим» почти до абсурда. Единственное, чего она не выносит – грубости и претенциозности. Я ее обожаю.
Именно поэтому я послушно выполнила ее команду – погрузилась в неорганизованное и, в основном, правдивое описание работы и афинских друзей. Я не подвергала свою жизнь цензуре, хотя и знала, что некоторые факты покажутся немного странными в степенном беркширском доме Фрэнсис. Она слушала в забавной тишине, пила третью чашку чая и стряхивала пепел в ближайшую пепельницу. «Ну, кажется, ты весело живешь, и в конце концов за этим сюда и приехала. А как Джон? Ты не упомянула о нем».