Слегка распустив халат и оголив плечи, девушка вгляделась в ожоги, которые теперь до конца жизни должны были служить для нее дурным напоминание о посещении Италана. Во многих местах уже отходили корки, темными бляшками образовавшиеся поверх заживавшей кожи. Там, где струпья оторвались, виднелись бордовые шрамы, которые еще совсем нескоро должны были побелеть до обычных рубцов.
В этот момент в коридоре рядом с комнатой послышались легкие шаги, через мгновение завесь сдвинулась, а в помещение величественно и неспешно ступила матриарх. На ней был накинут все тот же роскошный халат, в котором она предпочитала вечерами гулять по дворцу. Шелк темно-зеленого оттенка – традиционного цвета правящих семей Барханов – складками опускался до самого пола. В руках женщина держала хрупкий поднос, уставленный пиалами, блюдами и запотевшим графином с холодным травяным напитком.
– Что ты хотела, мама? – сухо поинтересовалась Лантея, накидывая халат обратно на плечи. – Я еще не успела привести себя в порядок и сходить к горячим источникам.
Матриарх молча подошла к столу, оставила на нем поднос и после опустилась на кровать рядом с дочерью. Холодными длинными пальцами она сдвинула ткань с плеча девушки и коснулась подживавших ожогов, которые не ускользнули от ее внимательного взгляда.
– Кто посмел так изуродовать дочь матриарха?
– Это уже не важно. Я отомстила им.
– Это ведь были иноземцы, не так ли? Такие же как тот мужчина, с которым ты пришла? – вкрадчиво поинтересовалась женщина.
Отстранившись от ледяной руки матери, Лантея поднялась на ноги и подошла к столу. Оглядев поднос и выбрав из всей снеди простую лепешку из лишайниковой муки, девушка присела на край каменной столешницы. Пальцами отрывая от хлеба небольшие куски, она по одному отправляла их в рот и все это время не сводила с матриарха задумчивый взгляд.
– Не хочешь мне отвечать?.. Я ведь не так тебя воспитывала, дочь.
– Я давно уже не ребенок. И не собираюсь тебе покорно во всем подчиняться. Это удел Мерионы, – спокойно парировала юная хетай-ра.
– Но ведь я все еще остаюсь твоей матерью и твоим матриархом.
Женщина говорила неторопливо, растягивая слова. Она сидела на шкурах, небрежно брошенных поверх кровати, опираясь на руки и бесстрастно разглядывая дочь, которую не видела больше двух лет.
– Если ты намерена давить на меня подобным образом, то, скажу сразу, ты не получишь ничего, кроме моего молчания и презрения.
– Я не хочу давить. Совсем нет. Мне лишь хотелось просто поговорить со своей дочерью, услышать ее рассказ о посещенных дальних странах и ничего больше. Я слишком многого прошу? – спросила матриарх, вскинув брови.