— Хорошо, что я был один. Не хочу, чтобы ты это видела, Кимушка, — парень изо всех сил пытался улыбнуться. — За дверью скелет в полусгнившей форме, похожей на военную. И никаких сокровищ. Видимо, один из охотников за кладом Ницшеанца.
— Нет, это выживший Костя Волков. Проклятье призраков все-таки настигло его в подземелье.
— В таком случае, надо пометить это место и сообщить в полицию. Если, конечно, выберемся.
— Я не сомневаюсь, что всему есть причина. Мы не зря спустились в катакомбы, ведь Ницшеанец и Аглая просчитывают партию на десять ходов вперед.
— Ты так тепло говоришь о привидениях, будто это твои родственники, — усмехнулся Заратустра. — А может, ты влюбилась в красивого юношу с книгой? Ведь обычные живые парни не в твоем вкусе, правда?
— Я сейчас надену перчатки и поколочу тебя. Или затискаю, тогда и узнаешь, кто в моем вкусе, а кто нет, — пригрозила Ким. — Ладно, пошли уже, я не собираюсь здесь ночевать. Меня ждет Женька.
Через десять минут идти стало легче. Этот коридор уже не выглядел таким мертвым и выморочным. Но люка, ведущего в дом с ротондой, так и не было.
— Пошутили над нами призраки, — вздохнул Заратустра. — Хотя у меня есть предположения, где мы.
Он еще раз вгляделся в карту.
— Да, так и есть. Но я тебе не скажу, а то испугаешься.
Теперь галерея была прямой, как стрела, а стены — не менее двух метров в высоту. Кладоискатели почти бежали. Они поняли, что этот ход используется до сих пор. Вдруг явственно послышался плеск воды. Вскоре ребята увидели лаз с опущенной лестницей. Они поднялись в почти неприметную землянку у реки.
— Да это же левый берег, — прошептала Ким. — Мы шли под рекой.
Ребята упали на траву, катались и смеялись. Они были пьяны от свежего речного воздуха, а может, от радости, что выкарабкались, что остались живы.
Заратустра протянул Ким фляжку с коньяком. Та выпила, затем, оглядевшись, сказала:
— А ведь именно на этом месте мы недавно сидели с Инеем и смотрели на реку.
— О чем вы разговаривали? — жадно спросил Асмодей.
— О разном. Знаешь, в чем трагедия слишком красивых девушек? Их никто не любит, их хотят, как вещь, игрушку. Вот и с Инной так было. Головокружение от красоты. Лишь Ёрш увидел в ней человека. Прости, но ты тоже хотел лишь обладать ею.
— Ты не можешь этого знать, — отрезал Асмодей.
— Могу. Я не способна любить, но от этого остро вижу истинные чувства.
Они помолчали. Наконец, Заратустра сказал:
— Я не могу отпустить тебя домой. После подземелий на прекрасное надо смотреть, а то можно озлобиться. Или, что еще хуже, себя потерять. Заедем ко мне за световым реквизитом и будем крутить его на крыше! А потом встретим рассвет, если, конечно, Еретик тебя отпустит.