— Не неси чепухи, — взвилась Ким. — Никого я не люблю.
— А это ты как объяснишь? — И Еретик бросил ей в лицо украденный снимок Ницшеанца. — Я бы еще понял, если бы это был Чайна или на худой конец Асмодей, хотя мне совсем не нравится этот павлин. Я бы даже тебя отпустил с миром, все равно между нами давно уже нет истинных чувств. И, наверное, не было никогда. Но мертвец… Иногда я думаю, что тебе, дорогуша, пора вызывать неотложку.
Ким с непроницаемым лицом положила фотографию в свою косметичку. Села на диван, по-турецки скрестив ноги, прищурила глаза:
— А я думаю, что этот самый мертвец может быть большим мужчиной, чем ты, Чайна или даже Асмодей! Ницшеанец хотя бы при жизни совершал поступки. Пусть его существование было коротким, но он горел! Он мечтал. А ты только и можешь ныть и ждать чуда. Ты — человек в футляре и просто трус, который пялится на Ингрид в коротком топе, но не решается заговорить с ней. Чайна машет кулаками и пытается всех напоить чаем, даже не подозревая, что выглядит дурачком. Заратустра же зациклился на кладе и чувстве собственной неполноценности. А еще он слишком много думает о прошлом и будущем, и в этой суете не замечает важное.
— Верни снимок Асмодею, — процедил Еретик. — И хватит уже мечтать о призраке.
— Не могу, — стальные глаза Ким блестели от слез.
— Тогда… тогда перестань меня жалеть! Живи своей жизнью.
— Только после твоего выздоровления. После того, как дотронешься здоровой рукой до моего сердца.
Ким стремительно прошла по только что вымытому полу, не обращая внимания на недовольные взгляды уборщицы. Цеся, стоявшая у окна, во что-то напряженно вглядывалась.
— Привет, — равнодушно бросила ей фаерщица.
— Здравствуй, — мило улыбнулась Цеся. — Посмотри, там уличные музыканты.
— Ах, их сейчас, как тараканов — отмахнулась Ким.
— Нет, эти играют очень даже неплохо. Поверь мне, я все-таки немного в этом разбираюсь. И они не из нашего города.
— Залетные… Но тебе-то что до них? Лучше думай о работе.
— Мне? — Цеся резко развернулась и посмотрела на Ким так, что та поежилась. — Да ничего. Просто тошно. Ладно, идем в раздевалку. А то тебя Александр увидит без парика, и его точно хватит Кондратий.
Девушки переоделись молниеносно.
— У тебя грудь стала больше, — хихикнула Целестина.
— Да. Кошмар. Вот что делают нагрузки. Скоро меня перестанут принимать за мальчика. Помоги, пожалуйста. Я вдавлю ее, а ты застегни блузку, — попросила фаерщица.
Цеся послушно выполнила просьбу, затем сказала:
— Помоги и ты мне. Давай поменяемся сменами. Через неделю годовщина смерти бабушки, в честь которой меня назвали. Надо бы сходить на католическое кладбище, чтобы привести в порядок ее могилу. Там в основном хоронили поляков.