Асмодей сфотографировал символы и, чертыхаясь, полез в склеп. Ему предстояло преодолеть горы песка, прошлогодних листьев и мусора.
Ким, ежась, смотрела в черноту могилы. «Только бы не было обвала, — прошептала она. — Кирпичи-то дореволюционные».
Через десять томительных минут Заратустра крикнул:
— Нашел. Здесь внутри такие же символы. Все, можно выбираться.
Фаерщик, как уж, пополз к солнечному свету, к жизни:
— Дай руку, Ким.
— Не могу, — отшатнулась та.
— Верю, но мне действительно нужна твоя помощь. Вылезать отсюда гораздо сложнее.
— Да пойми же ты, — выдохнула девушка. — И в обычной ситуации прикосновение для меня — стресс. Крайне неприятно, но вытерпеть я смогу. А сейчас… Сейчас ты лезешь из могилы. Я просто не вытерплю.
— Вытерпишь. Я серьезно не могу вылезти. Хочешь оставить меня в склепе?
— Ну, подтянись…
— Порог склепа слишком скользкий, Помоги, — скорее простонал, чем попросил парень. — Пожалуйста, дай руку.
— Хочешь, я позвоню Чайне? — предложила Ким.
— Чайна на фестивале фаерщиков и уж точно отключил телефон. Освободится не раньше вечера. Дай руку, прошу.
Ким позеленела. Дышала она с трудом. При всей симпатии к Амодею, необходимость дотронуться до него вызвала приступ панической атаки.
«Если не помогу ему, на место в коллективе можно не рассчитывать», — мелькнула тяжелая мысль. — «А значит, не будет ни малейшего шанса изменить свою жизнь».
Ким глубоко вздохнула, зажмурилась и протянула обе руки Заратустре. Тот цепко ухватился за них и быстро выбрался на поверхность.
Немного отдышавшись, он с извиняющимся видом посмотрел на Ким:
— Прости, — начал он, но тут увидел, как Ким стоит, оперевшись о дерево, и ее жестко рвет. По щекам девушки катились слезы.
Асмодей деликатно отошел на некоторое расстояние и привел себя в порядок. Вскоре успокоилась и Ким. Она сама подошла к фаерщику и протянула ему бутерброд и термос. Некоторое время молодые люди молча ели, затем Ким твердо сказала:
— Не прикасайся ко мне. Никогда. Пойми, это не шутки!
— Прости, — повторил Асмодей, — но иного выхода не было. Спасибо. Ты — очень смелая.
Ким пожала плечами и не ответила. Она вдруг что-то почувствовала. Знакомый неприятный холодок. С замиранием сердца оглянулась — в десяти шагах стоял Ницшеанец.
— Уходим отсюда, — негромко сказала она Заратустре.
Тот не стал задавать лишних вопросов, и быстрым шагом они двинулись к тропинке на выход к центральной аллее.
Фаерщики передвигались беззвучно и, возможно, впервые в жизни Ким захотелось взять Асмодея за руку. А тропинки все не было видно. Небо заволокло тучами. Фаерщики никак не могли понять, где находятся. Даже Ким, обходившая кладбище вдоль и поперек.