Асмодей опустился на колени и молитвенно сложил руки:
— Я не знаю твоего имени, но умоляю о прощении. Я не хотел нарушать твой покой. Прошу, верни Ким!
— Ну, уж нет, — загрохотал мужик. — Она — моя. И не сбудется предсказанное, потому что ты тоже мой!
Он закрутился вокруг своей оси, превращаясь в огромный столб огня, который, вероятно, увидели даже в Верене.
Фаерщик почувствовал, что у него стремительно поднимается температура тела. 37,5, 38,7, 39,5, 40. Казалось, все внутренности горят заживо. Асмодей приготовился к смерти. Ему лишь было очень жаль Ким, несчастную роботетку, которая чуралась магии, и всего лишь оказалась не в том месте и не в то время.
Сначала фаерщик не поверил самому себе. Потом уже яснее ощутил холодную ладонь на своем плече, и это прикосновение смерти доставило ему почти наслаждение. Он боялся обернуться и лишь прошептал:
— Дед, ты?
— Если меня чувствуешь, значит, почти мертв. Привет, внучок, жаль, что свиделись при таких обстоятельствах. Прости, до Ким не могу достучаться. Мешает… притяжение между вами.
— Спаси…
— Борись, шансы есть. Но какой же ты осёл. Ишь чего, захотел побеседовать с самим Заратустрой. Подползи к кубу, брось его в костер и затуши водой.
— Я горю…
— Вижу. Но я буду держать руку на твоем плече. Борись, хотя бы ради нее.
Асмодей, обливаясь потом, пополз к выброшенному кубу. У него из носа пошла кровь. По щекам катились слезы. Где же эта деревяшка? Фаерщик искал и искал, пока не потерял надежду. Он закрыл глаза и лег на спину. А когда открыл их, то увидел черноволосую растрепанную девушку. Та протянула ему символ Каабы и исчезла.
Парень сразу почувствовал себя лучше, и даже смог встать на ноги. А когда выбросил куб в костер и залил огонь водой, то упал навзничь. Но не от ужаса или усталости, скорее от изумления и стыда.
Перед ним, подобно Матери Драконов, прямо на пепелище сидела чумазая и обнаженная Ким.
Именно она привела в чувство размякшего волшебника. И даже проводила бедного Асмодея до бабушкиного домишки, нарядившись в его походную куртку. Ее собственная одежда куда-то пропала.
Фаерщик стыдливо отводил глаза, пытаясь не думать о наготе Ким. Ту же произошедшее, казалось, забавляло.
— Заратустра не пришел? Не удостоил тебя мудрым наставлением?
— Пришел. Только оказался отменным шутником. А тебе идет моя одежда и сажа на лице!
— Мне не хватает драконов и длинных волос. Хочу полетать!
— Всегда можно надеть парик, — Асмодей впервые улыбнулся. — И я готов носить тебя на руках.
Ким махнула ему на прощание и скользнула в подъезд. За шутками и прибаутками она пыталась спрятать растерянность. Потому что к ней пришел вовсе не Заратустра.