Я уже неплохо изучила эту его особенность под хмелем. Именно она помогла мне с ним сблизиться, пока я была незрячей.
Долго не могла понять, где грань между Глебом, которому не нужна в доме обуза, и Глебом, который носит эту обузу на руках. А ларчик просто открывался. Стаканчик-другой — и вопреки всем известным мне канонам Глеб, единственный из всех известных мне людей, становится значительно мягче. Будто другой человек. Не агрессивнее, как мой отец, и не разговорчивей, как все дружки оного. А будто собой. Даже и не скажешь, что он пил. Выдает только запах. И резкая перемена настроения наутро…
Разочарованно вздыхаю. Ну что ж. Попсиховали — и хватит. Как говорится: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Значит, придется побороться, пока не вытащу наружу настоящего Глеба без действия допинга.
Сажусь в кровати, прижимая к груди простыню. И в голову как по заказу лезут вчерашние девицы. Хм…
Раздраженно откидываю с лица волосы, словно пытаясь отмахнуться от неприятного видения. Ну не поимел же он их, в конце концов. Однако вариант, что спросонок он снова решит мстить мне подобным методом, пока откидывать рано. Хотя… Вчера я вроде весьма доходчиво объяснила, что не потерплю подобного унижения. Да и Глеб вряд ли так прямо откажется от данного слова.
Перемирие? Вряд ли. Скорее всего, сегодня он и думать об этом всерьез не станет.
Но я сама позабочусь. И о том, чтобы ни одна посторонняя женщина не оказалась в его постели, и о том, чтобы у него не возникало поводов кусаться. Точно волк. Кусаться и размножаться.
Поднимаюсь с кровати, отбрасывая прикрывающую наготу простыню, и с гордо поднятой головой шествую в ванную комнату.
Мой муж. Моя дочь. Моя семья. Не позволю никому и ничему разрушить эту и без того зыбкую мечту.
Включаю воду и становлюсь под прохладные струи.
Стоит быть готовой к любым поворотам. Особенно от самого Глеба. Если бы я вчера не ляпнула так самоуверенно, что он хочет только меня, то ему бы не пришлось доказывать обратное.
Упрямый же баран! Ни перед чем не остановится, чтобы показать свое превосходство над «наглой лгуньей». Значит, стоит быть осмотрительней и просчитывать наперед то, какими путями он может опровергнуть те или иные мои утверждения. Я буквально на себе чувствую, как у него болит душа. И пока я разбираюсь с отбеливанием своего имени, надо свести эту боль к минимуму.
Наспех обмывшись, заворачиваюсь в полотенце и возвращаюсь в комнату. Спит мой волк. Пусть поспит.
Вытаскиваю из шкафа чистую рубашку Глеба, попутно оценивая, что одежды тут осталось не так уж много. Остальная в хаосе разбросана по комнате. Похоже, с тех пор, как он уволил из-за меня Надежду, в доме больше не было домработницы.