Разлепляю глаза и устремляю взгляд в темный потолок. Рядом пиликанье, раздражающее слух, и мерное сопение, пробуждающее желание снова провалиться в сон.
По ходу, я опять в больнице.
Перевожу взгляд на окно, за которым виднеются звезды. Очевидно, я целый день провела в отключке. Вот блин! Значит, Глеб полдня мог вволю фантазировать над моими вырезками из журналов.
Пытаюсь поднять руку, чтобы потереть глаза, но не могу, будто меня придавило чем-то тяжелым. Взгляд лениво сползает к руке. И правда придавило. Огромной лапищей, рядом с которой покоится мохнатая голова.
Глеб. Даже стриженый, а все равно как медведь. Осторожно поворачиваюсь набок и трепетно зарываюсь пальцами в его густую шевелюру. Снова будет злиться?
— Я люблю тебя, — шепчу.
Едва не вздрагиваю, когда голова под моей рукой приходит в движение. Глеб резко выпрямляется и, едва продрав глаза, вперивает в меня болезненный взгляд.
— Аня? — выдыхает он, пытаясь проморгаться.
Вот черт, разбудила все же. А ведь можно было отложить оправдания.
— Глеб, я должна объясниться насчет той папки, — сбивчиво начинаю я, — но это прозвучит глупо и, наверно… не совсем убедительно.
Замолкаю, когда он резко поднимается со стула, едва не роняя его.
— Глеб, умоляю, — прошу я, надеясь, что он позволит мне закончить. — Хотя бы выслушай сначала…
— Не хочу больше, — устало выдыхает он, почему-то опускаясь на кровать рядом со мной, а не бросая меня в палате в одиночестве, как я того ожидаю. — Больше не хочу ничего слушать. И знать мне тоже больше ничего не надо…
В глазах встают слезы, когда я вижу, как его брови болезненно вздрагивают от одного лишь взгляда на меня. Больше не поверит. Не станет слушать. Я снова его потеряла…
Из легких вырывается невольный всхлип, когда мое тело вдруг обвивают крепкие руки, притягивая к широкой груди.
— Моя девочка, — шепчет Глеб, зарываясь пальцами в мои волосы, бережно обхватывая мой затылок своей огромной ладонью. — Как же ты меня напугала.
Он целует мою шею, а я понять не могу: это какой-то новый изощренный способ мести? Сейчас приласкает, наговорит нежностей, а потом скажет, что, пока я спала, он оформил развод и единоличную опеку над Златкой ввиду моей невменяемости?
Меня начинает колотить от паники, когда я осознаю, что организовать нечто подобное вполне во власти этого мужчины.
— Глеб, позволь мне объяснить все, — снова пытаюсь я, чувствуя, как зубы выбивают нервную чечетку. — Эти вырезки…
— Плевать я хотел на эти вырезки, — перебивает он, теснее прижимая меня. — Будь ты хоть шпионом, хоть самим дьяволом. Главное, чтобы живая. Я чуть с ума не сошел, пока ты в себя не приходила.