Отпустив ребёнка, она тут же пытается встать. Но тело явно не слушается.
Хмурюсь, ощущая, что меня волнует ее состояние куда сильнее, чем мне бы того хотелось.
— Игорь Николаевич, боюсь, мне придётся освободить вашу студентку от занятия. Обеих, — смотрю на девчушку, которая похоже начинает волноваться, когда Лера устало прикрывает глаза. — Пойдёмте, я провожу вас в медпункт, Валерия.
Я как какой-то незнакомец подхватываю свою бывшую… студентку под локоть и вывожу из кабинета.
Все что я могу.
Хочу взять на руки, прижать к себе, убедиться, что она в порядке. Но это фантазия…
А в реальности, моя рука нерешительно скользит по шелковой рубашке вдоль позвоночника. Лере неловко от моего присутствия, ещё и так близко. Я чувствую это.
Но не понимаю.
Если она никогда не любила меня. Если действительно солгала, ради пари с подругой, как заверяла в нашу последнюю встречу… Тогда почему дрожит от моих прикосновений?
Почему на бледных щеках появляется румянец, когда мои пальцы добираются до обнаженной шеи над воротником светлой рубашки?
Почему она тараторит, словно пытаясь заглушить ненужные мысли?
— Дочь, никогда! — ее голос едва не срывается от волнения. — Запомни, никогда больше так не делай!
— Мам, ну ты же сама мне номер сказала. Вот я и пошла…
— Никогда! Без мамы никуда нельзя ходить! А если бы там были медведи? Они бы съели мою Мандаринку!
Мандаринку…
Значит, я все же оставил свой след в ее памяти? Может не такой яркий, как выжженное клеймо в моем сознании. Однако какие-то крупицы есть. А это уже что-то…
— Мишки-ми-ми-мишки! — поёт малышка.
Стоп, Костя. Не спеши, только. Не вспугни снова.
Выравниваю дыхание, сбившееся от представших взору картин желаемого будущего, и, улыбнувшись, смотрю на Ксюшу:
— О, я тоже знаю эту песню!
Уже в медпункте все мое внимание сосредотачивается на маленькой копии моей Мандаринки. Лишь изредка я поднимаю взгляд на Леру, но мое лицо тут же оказывается в плену маленьких ладошек:
— Не отвлекайся! — велит маленькая командирша. — В Лапландии Санта, а Дед Мороз в Великом Устюге! Но мы с мамой на всякий случай пишем письма всем.
— Кому всем? — немного теряю я смысловую нить, в очередной раз взглянув на Леру, чьё лицо все ещё кажется угрожающе бледным.
— Ну, Дедам! — возмущается малышка. — Есть же ещё Йоулупукки, Пэр-Ноэль…
Пока Ксюша продолжает с деловым видом перечислять всех известных ей Дедов Морозов, загибая маленькие пальчики, я вновь украдкой смотрю на Леру.
Она удивительная. Как ей удалось столько вложить в эту крохотную головку?
Что самое странное, Ксюшу действительно интересно слушать. Обычно я детей слушаю из умиления или при необходимости выяснить потребности. Однако Ксения в сравнении с погодками явно очень красноречивый оратор.