Чувствую ее тепло. Но не могу прикоснуться. Не имею права.
— Прости меня, Сонь.
— Никогда, — без ножа режет она, — никогда больше не говорите ничего подобного. Вам не за что просить прощения, потому что между нами никогда ничего не было.
Хочет все забыть. И меня заставить.
Ладони сами в кулаки сжимаются.
А я даже перечить ей в этом не могу. Клянусь, лучше бы она на меня тогда заяву накатала! Чем теперь делать вид, что я никогда не держал ее в своих руках. Не целовал…
Она шагает вперед, отстраняясь от меня только сейчас:
— Никогда не подходите так близко к своей свояченице, не то люди могут подумать что-то недоброе, — будто назло говорит, поднимая во мне бурю протеста, которая попросту перерастает в неприкрытую ярость.
— Мне плевать, что подумают люди, — шиплю. — Мне важно только твое мнение…
Она поворачивается так резко, что я едва не давлюсь своей злостью.
— Мое мнение?! — усмехается недобро. — Что ж, вот вам мое мнение! Стоило сразу представится женихом моей сестры, чтобы я не чувствовала теперь себя настолько отвратительно!
— Черт, — понимаю, насколько все запуталось, и пока подбираю слова, на автопилоте шагаю ближе к ней. — Я не был тогда ее женихом…
— Это неважно! — взрывает ее. — Жених, парень — вы изменили моей сестре с-со… мной.
Последнее она уже шепчет едва ли не в истерике.
— Сонь, все было не так. Если тебя это хоть немного успокоит, тогда мы с Линой были просто друзьями, — пытаюсь объясниться.
Вижу, что ей хочется мне поверить. Даже рот приоткрывает, словно от удивления. Или же облегчения. Смотрит долгим испытующим взглядом.
— Клянусь, — зачем-то добавляю я. — Хочешь, спроси у Гали сама.
Хмурится, и отводит взгляд, в котором в миг потухла какая-то едва уловимая надежда. Дрожащей рукой поглаживает животик, будто пытаясь успокоить и малыша, и саму себя заодно. А я до скрипа челюсти сжимаю, борясь с желанием сделать тоже самое.
— Это все — больше не имеет значения, — решается она. — Кем бы вы ни были тогда — сейчас вы мой будущий зять. Поэтому я очень прошу вас больше никогда в жизни не вспоминать о том, что тогда произошло, — ее голос будто теряет силу с каждым произнесенным словом. — Забудьте, пожалуйста. А мое прощение вам и не нужно. Раз вы не изменяли моей сестре, значит ни в чем и не провинились передо мной. Я сама виновата в том не меньше…
Все же не могу удержаться. Протягиваю руку и касаюсь шелковых волос:
— Ни в чем ты не виновата, мой ангел.
Поднимает на меня глаза. И я невольно задерживаю дыхание, видя, что в них собрались слезы.
— Что я наделала? — ловит ртом воздух.