— Присядь, — велю снова, уже более настойчиво. — Устала ведь. Поди тоже всю ночь не спала.
— Чего бы я не спала? — фыркает.
— Знаешь, куда проще вычислить ложь конкретного человека, всего единожды услышав, как он лжет, когда ты знаешь правду. А ты только за последний час мне дважды выдала неправдоподобную информацию.
— Да чего это она вдруг неправдоподобная? Если вы про синяки под глазами, так это у меня хроническое! — продолжает упираться упрямица.
— Посмотрим, что на это доктор скажет, — усмехаюсь я.
— Какой еще? — теряется, будто мне все же удалось застать ее врасплох.
— Твой отец ведь попросил организовать обследование и для тебя тоже, — напоминаю.
— Да мне уже рожать со дня на день, какое обследование? — пытается отмахнуться она.
— Вся в отца, — усмехаюсь я, заканчивая с колбасой и принимаясь за огурцы. — А пошатываешься ты тоже хронически?
Соня явно в некотором шоке от моей наблюдательности и прилипчивости. Пыхтит, как паровоз. Губы дует, очевидно, не в силах подобрать слова.
Не привыкла моя девочка, что ее кто-то так пристально разглядывает. Ну что ж, привыкай. Потому что я продолжу это делать.
— Ну, знаете ли! — таки опускается на стул, продолжая строить из себя обиженного ребенка. — Попробовали бы с таким пузом не шататься! Я бы на вас посмотрела!
— Должно быть и спина болит, — киваю я понимающе. — Может, потому и спишь плохо?
Даю ей подсказку, как ответить правду, но при этом не давать мне понять, что она из-за меня уснуть не смогла.
— Я нормально сплю, — шипит, вроде чтобы я от нее отстал.
Но я и не планирую. Так интересно наблюдать за ней в разных состояниях. Кажется, когда она злится становится еще красивее.
Хотя ей любые эмоции идут. Лишь бы не эта ее бесстрастная маска, с фальшивой улыбкой, которую она натягивает всякий раз, когда рядом ее родственники.
Пожалуй, даже с ненавистью я готов смириться. Ведь она — живая. А когда Соня пытается подавить свои эмоции возникает ощущение, что я смотрю, как восковая куколка плавится изнутри. И так больно от этого. Хочется ее встряхнуть и снова вынудить хотя бы уж разрыдаться. Как тогда…
О, черт.
— Ты ведь малышу сказала, что поспать ему не дала, — заканчиваю я свою пытку, давая понять, что она давно спалилась. — А как еще, если не собственной бессонницей?
Понимает, что проиграла. Прикрывает глаза и откидывает голову на высокую спинку стула.
— Тебе бы пойти поспать, — предлагаю я.
— Не могу я, — голос звучит настолько усталым, что я невольно хмурюсь, вновь поднимая на нее глаза.
Моя рука с ножом замирает над доской с огурцами. Вижу, как она болезненно сглатывает и шмыгает носом.