Киваю:
— В благодарность за прекрасный завтрак, — улыбаюсь я.
Отец переводит взгляд на Соню, очевидно оценивая, каковы у нее шансы не замерзнуть, если останется в таком виде.
— Значит, решил Генку осадить? — вдруг выдает он.
— Папа!
— В том числе, — решаю не отпираться, так как старик вполне мог слышать обрывки нашего разговора в машине. — Как бы то ни было, я из лучших побуждений.
— Охотно верю, — кивает он, отцепляя от себя дочку. — Не покупай слишком дорогое, чтобы и эту девицу не избаловать.
Он передает мне Сонину замерзшую ладошку, и, сложив свои руки за спиной, удаляется прогулочным шагом в направлении кремля.
Соня глядит ему вслед растерянным взглядом, и наконец поднимает на меня свои замёрзшие, слезящиеся от ледяного ветра глаза. Сжимаю ее пальчики теснее в своих ладонях.
Ощущение, словно мы у алтаря стоим, — приятное.
— Значит, чтобы ты беспрекословно стала моей, необходимо, чтобы твой отец лично мне тебя передал из рук в руки? — ухмыляюсь я.
— Этого никогда не произойдет! — отрезает.
— Уже произошло, — приподнимаю брови, сжимая ее замерзшие пальчики в своих ладонях. — Вот прямо сейчас!
— Речь только о магазине! У меня топографический кретинизм, вот он и отдал тебе мою руку, чтобы я не потерялась там!
— Перестань, Сонь, — прошу уже в который раз. — Перестань решать за других. Престань заботиться о других больше, чем о себе.
— Да я только о себе может и думаю! — взрывается она, выдергивая свои руки из моих.
Разворачивается и направляется в ту сторону, куда удалился ее отец. Ловлю тонкое запястье, и увлекаю за собой в обратном направлении:
— О себе она думает, конечно, — фыркаю.
— Мне ничего от вас не нужно, Роман Валерьевич!
— Себя не жалко, так хоть малыша не морозь!
Входим в просторный холл торгового центра, и я чувствую, как Соня выдыхает, очевидно, сумев расслабиться, когда удалось спрятаться от пронизывающего до костей ветра.
Не сбавляя шага, направляюсь к бутику Прада. Надеюсь, Соня не знакома с этим брендом, иначе же непременно закогтится еще на входе. Но судя по тому, что мы проходим мимо стеклянных витрин, и я не чувствую особого сопротивления, ей огромная вывеска ни о чем не говорит.
Удивительная.
Галя бы начала пищать от счастья еще у дверей, а эта — мало того, что не знает, так если узнает — того и гляди сбежит.
Надо бы уберечь ее от созерцания ценников, иначе придется ей попросту свое пальто отдавать, лишь бы моя упрямица не замерзла.
— Выбирай! — велю я, останавливаясь посреди зала. — На что глаз ляжет, то и берем. Чтобы отец долго не ждал.
Слышу, сдавленный смешок, и удивленно оборачиваюсь: