Но мужик не прекращал меня тревожить.
— Ты мне кое-кого напоминаешь, красотка. Я тебя знаю. Точно знаю. — Он говорил, а я делала вид, что не слушаю. Заткнула уши пальцами, закрыла глаза. Пыталась игнорировать то, что он говорит. Но слова все равно проникали в сознание. — Я сидел в одной камере с одним уродом… Который обклеил все стены твоей сраной рожей.
Я открыла глаза. У меня в памяти возник эпизод — когда Марсель говорит, будто бредил мной в тюрьме. И якобы даже рисовал мои портреты. Тогда мне показалось это просто красивым приемом, выдумкой. Но теперь я встретила незнакомца — и он говорит мне именно то, что я слышала от Марса.
— Что вы сказали? — смотрела я на мужика и ждала его новых слов. — Вы видели мои портреты?
— Ха-ха-ха… — Он смеялся иронично, с долей ненависти ко мне и всей этой истории. — Тот ублюдок был одержим тобой. Он наделал сотни ксерокопий твоей фотографии из газеты. И эти картинки — они были повсюду. Повсюду…
— Вы уверены, что это была я?
— Это была ты, ублюдина. Твою физиономию запомню на всю жизнь. Как тебя развидеть теперь — если ты красовалась на каждом сантиметре моей камеры в течение трех лет, пока сидел за кражу.
— А человек, который все это делал — растиражировал "мои" фотографии… Кто он? Как его звали?
— Как его звали? — повторил тот тип с ехидным прищуром. — Его звали и зовут Сатаной. Этого ушлепка многие пытались урыть, но он тот еще кремень. Ненавижу! — стиснул он зубы. — Он так обожал тебя, что даже рисовал твою морду на стенах, на штукатурке — он бредил и сходил с ума от этой ахинеи. Покрепче наркоты, я базарю… Он все повторял и повторял, — копался в воспоминаниях мужик, — как сильно хочет тебя трахнуть. Как хочет вернуть тебя обратно. Рассказывал красочно, как он это сделает, когда вернется. Я ненавидел все это дерьмо. И его, и тебя — и всю вашу уебанскую семейку голубков! — мудак плевался злобой, так и мечтал до меня дотянуться, чтобы задушить.
— Почему вас это так бесило? Вы завидовали ему? Эта была зависть?
— Это было отвращение, придурошная! Блядь, однажды я не выдержал и сказал ему, что мне насрать на все это! Я взял и сорвал со стены один их этих мразотных портретиков…
К камерам приблизился дежурный:
— Эй! Потише там! Никаких разговоров!
Наконец настала тишина.
Мы оба молчали — я и тот зек, который сидел вместе с Марсом. Сначала я была рада, что он заткнулся. Но мне не давала покоя его история. Его рассказ. Мне хотелось узнать, чем все закончилось — что он еще хотел сказать?
— И как он на это отреагировал? — спросила я шепотом через несколько минут. — Что он сказал, когда увидел сорванный портрет?