— Мне плевать, малышка. Пей.
Я стоял возле дивана и протягивал стакан, наполненный янтарным светом.
— Мне тяжело.
— Если выпьешь — станет легче. Поверь мне. У самого так постоянно. Тупо бухаю, когда думаю о нас с тобой. Ничего не помогает. Но боли становится меньше.
— Это просто иллюзия, — качала она головой. Медленно. Как будто в бреду. — Это иллюзия, Марс. Обычная иллюзия.
— Ну и пускай, — присел я рядом на корточках. Положил ладонь ей на колено и все так же протягивал стакан со спиртным. — Зато в этих иллюзиях я снова вижу нас. Тебя и меня. Мне кажется, что мы могли снова быть вместе.
— Это невозможно, — шептали ее губы.
Кэм была похожа на загнанную дичь. Которую держали зубами за шею. Она понимала, что сопротивляться бесполезно. Все уже зашло чересчур далеко. А сил не осталось — ни физических, ни моральных. Она смирилась и не отбивалась больше.
— Если выпьешь, станешь пьяной — многое покажется возможным.
Ее дрожащие пальцы обняли стакан. И стекло коснулось губ, обжигая их крепким напитком. Весь ее нежный рот — от кончика языка до теплого горла. Согревая желудок, легкие. Заставляя легкие дышать быстрее и глубже. Чтобы справиться с притоком крови.
Она выпила виски в несколько заходов. Кривила губы, но пила до дна, чтобы облегчить свои мучения. Чтобы стало наконец легче. И страдания уменьшились.
Камилла протянула руки, чтобы коснуться ими моих небритых щек. Это прикосновение было так неожиданно. Так будоражаще. Так нежно и в то же время возбуждающе. Меня так не касались уже много лет.
— Ты все еще хочешь меня, как раньше?
Ее слова заставили плясать мой пульс как в бешенстве.
Хотелось раздеть ее и бросить на диван. Но мои руки… Они не знали, как с этим справиться. Как обуздать этот животный порыв. И не порвать ее на клочья, эту Камиллу.
— Я хотел этого слишком долго, чтобы все прошло легко, малая…
При этих словах я схватил ее за горло и заставил встать с дивана. Кэм поднялась, встала на цыпочки и была пригвождена к стене моим напором.
— О боже… — только и услышал я мольбу. — Марс… пожалуйста…
Я впечатал свои губы в ее рот. И, не разжимая пальцев на горле, стал неистово целовать Камиллу. Проникать в нее языком. Ласкать ее губы влагой и терзать их острыми краями щетины на подбородке. Я пытался ее съесть, поглотить, просто выпить, как напиток. Хотел ее пронзить языком как можно глубже.
И моя девочка ответила взаимностью.
Мы целовались, как тогда — когда были моложе, были горячее и не были ни в чем ограничены. Нам казалось, что можно все. Надо только решиться. Можно делать что угодно, пока другие не видят. Теперь же все перевернулось, и мы рушим барьеры. Рвем цепи и прорываем границы, только бы получить друг друга. Я — ее, а она — меня.