Гибель «Кречета» (Водопьянов) - страница 23

Служба такая! Ну и ответ! За ним простая наглость или ещё что-то? Серёгин насторожился и испытующе, снизу вверх, посмотрел на арестованного. Тот продолжал улыбаться.

– Позвольте поинтересоваться, какая это служба?

– Шпионско-диверсионная, – не моргнув глазом, ответил задержанный. – Опостылела она мне. Вы на эту липу не обращайте внимания, – он кивнул на паспорт, который продолжал держать в руках Серёгин. – Буду начистоту говорить. Только поверите ли мне?

– Мы правде всегда верим. После проверки, конечно.

Парень говорил взволнованно и быстро, словно торопился всё высказать, прежде чем его прервут. Серёгин, не задавая вопросов, внимательно слушал, время от времени делая пометки на лежавшем перед ним листке бумаги. И каждый раз, когда он брался за карандаш, задержанный вздрагивал и ещё больше убыстрял свою и так не очень связную речь.

Конечно, нарушителя границы звали не Поликарповым, а Романом Ефимовичем Кунько. Он был из семьи переселенцев с Украины, перебравшихся в конце прошлого века на просторы Восточной Сибири.

– Отсюда близко моя родная деревня, – говорил Кунько, – в Читинской области. Отец, мать там, опять же братья...

Совсем ещё молодого краснофлотца Романа Кунько тяжело ранило в бою на Халхин-Голе. В бессознательном состоянии раненого подобрали японцы. Кое-как его вылечили. Затем в концлагере самураи обратили внимание на молодого пленного. Кунько был завербован разведкой.

– Я легко согласился. Выхода не видел. Очень уж тянуло домой. Другого пути к возвращению на Родину не было. Думал: отправят ведь когда-нибудь на задание в Советский Союз...

– И там тебя примут с распростёртыми объятиями, погладят по головке – здравствуй, дорогой паинька-шпион! – не удержался от ехидной реплики Серёгин.

– Знал, на что шёл! – мрачно ответил Кунько. – Явился бы с повинной. Конечно, засудили бы. Получил бы по заслугам. Но всё же с Дальнего Севера ближе до дому, чем с японских островов.

Несостоявшийся диверсант подробно рассказывал, чему и как его учили в специальной школе в окрестностях Токио. Там преподавали и русские белогвардейцы, и японские и немецкие инструкторы-фашисты.

В ночь, когда бушевал ураган, с японского самолёта было сброшено на советскую территорию три парашютиста. Лететь было очень страшно – сильно болтало. Ещё страшней было спускаться на землю, где нельзя рассчитывать на гостеприимную встречу. Вымокли до нитки, и просохнуть негде было.

Фамилий двух диверсантов, тоже сброшенных с самолёта, Кунько не знал, хотя один из них учился вместе с ним в Токийской шпионской школе. Другого он даже в лицо не видел – на голове у того была густая сетка. Тот и им советовал заранее натянуть сетки, так как в Забайкальской тайге очень много злой мошкары.