– Конечно, – немного задумавшись. – Подготовьтесь, пожалуйста, сядьте на табуретку перед мольбертом – и можем начать.
– Отвернитесь, пока я разденусь, – скрипнув молнией на юбке, приказала она.
– А потом смотреть можно? – как-то неловко засмеявшись.
– Потом можно, – бросая юбку на пол.
– Можно полюбопытствовать, почему вы выбрали именно меня? – смотря в сторону
– Мне вас порекомендовала Агата, – продолжая раздеваться.
– Я могу повернуться?
– Да, конечно, – уже сидя на высокой табуретке, слегка раздвинув узкие бёдра.
– Если устанете, вам будет холодно или неудобно, не стесняйтесь – только скажите, – не спуская глаз с восхитительно выпуклого бюста.
– Спасибо, вы очень любезны.
– Не могли бы вы откинуться чуть назад с небольшим наклоном влево?
– Так хорошо? – меняя позу, со вздохом. – А впрочем, можете сами подойти и показать, как лучше.
– Я не имею права к вам прикасаться, вы модель.
– Сам ты модель, это моё тело, – с раздражением, – я разрешаю, – кокетливо поправляя кончиками пальцев сбившиеся в сторону волосы.
Макс промолчал, стараясь сохранять спокойствие, подошёл к ней, взял её за плечи и слегка оттолкнул назад, отошёл, посмотрел и попросил чуть переставить ногу в сторону, не спуская горящих глаз с бритого лобка.
То ли сама обстановка, цвета, краски, то ли вид обнаженного тела так действовали на него, его сердце, словно воробей в руке, трепыхалось от нахлынувших волнений и эмоций. Каких ему стоило неимоверных усилий держать себя в руках, свидетельствовали лишь лёгкая дрожь в пальцах и испарина на лбу. Её глаза цвета голубого апатита с озорством следили за ним, не удержавшись, она всё же хихикнула.
У неё были необыкновенно стройные и соразмерные части фигуры. Особенно сводила с ума небольшая грудь, лисий носик. Последний раз оглядев её с ног до головы, пятясь назад, он наткнулся на табуретку, ещё один сдержанный смешок с её стороны, улыбнувшись, он вернулся за мольберт и начал накладывать слой за слоем мазки краски, почувствовав, как у него пересохло во рту. «Что за проклятие на мою голову, эти натурщицы! Надо как-то привыкать к ним! А ведь она не натурщица, это ты дурак», – мелькало в голове.
– Зачем вам обнажённый портрет? – немного успокоившись.
– Зачем, зачем, потому что мои родители были настолько глупы, что не сфотографировали меня в детстве голенькой.
– Решили наверстать упущенное, – с ухмылкой.
– Представь себе, что да! Когда ты начинаешь всё-таки понимать, что жизнь коротка, и стараешься наверстать то, чему раньше не придавал значения, проходил мимо, стараясь соблюдать моральные принципы общества, в котором живёшь, которое в конечном итоге оказалось никому не нужной шелухой, да заполнить своё существование былыми упущениями и отказаться от наивных заблуждений, – действительность приобретает сокровенный смысл.