– Это невозможно Максим! – воскликнула она взволнованно.
– Мне надоело это всё, Агата, я ухожу, даже, может быть, навсегда, прости меня. Наверное, всё же возвращусь к себе, мне надо немного отдохнуть от этого города.
Площадь Тертр после дождя, он прошёл здесь минут пять назад, необыкновенно освежил её смрадный воздух, временно убрав запахи кухонь, ресторанов и кофеен, расположенных по периметру улицы. Николя и Жаклин увлечённо что-то рисовали на своих полотнах, пахло пастелью и маслом, муза витала в облаках.
– Опаздываешь, – заметила Жаклин.
– У него, кажется, неприятности, – подметил Николя, прищуривая один глаз.
– Как ты узнал?
– Ха! Я профессиональный художник, не то что некоторые, замечать, что происходит вокруг, – моё ремесло.
– Нико, ты договоришься у меня сегодня! Рассказывай, что произошло?
– С сегодняшнего дня я бездомный, – раскрывая переносной мольберт.
– У меня жена, дети, прости, друг.
– Ты можешь остаться на пару дней у меня, пока не подыщем тебе что-нибудь подходящее.
– Сегодня вечером будь с ней ласков, мой друг, тогда задержишься больше чем на неделю.
– Я всё слышала, Николя!
Вечером вместе с Жаклин мы заехали ко мне, она осталась ждать меня на улице в машине, весьма плохо припарковавшись, заехав левой стороной на бордюр. Тем временем, спеша, я собрал что мог – краски, одежду, любимую кофеварку, написал короткую записку Агате и вышел на улицу с одним потрёпанным чемоданом.
– Да, небогато ты живёшь, – заметила она, открывая багажник маленького «Рено-5».
– Талант надо голодным держать, – почему-то ответил я.
– Садись, талант, – окинув меня с ног до головы пустым взглядом с ухмылкой.
Я много слышал о парижских комнатушках под самой крышей домов, в которых когда-то жила прислуга, а ныне переоборудованных под квартиры. Теперь я видел её воочию. Довольно-таки непросто поместить на восьми квадратных метрах кровать, плиту, раковину, письменный стол и небольшую перегородку с душем, турецкий туалет, конечно, в коридоре. Жилищный кризис, бушующий в Париже, заставляет уже не одно поколение людей идти на подобного рода ухищрения, такие комнатёнки – просто находка для студента. Однако Жаклин очень нравилось жить в такой каморке, она даже гордилась ею, называя её «моя маленькая конура». Краски, холсты хранились под кроватью, воздух был спёртым, поэтому она быстро открыла окно, показала, куда поставить чемодан, и пошла сразу в душ, не задёрнув почему-то занавеску, не забыв при этом предупредить меня, чтобы я не подглядывал за ней. Через пару минут она вышла, распаренная, в роскошном пеньюаре на китайский мотив, который довольно-таки плотно облегал её пышные формы.