— Соврала. Родители и сами не сильны были в инглише — проверить не могли. Девочке было три года, а потому особых познаний не требовалось. Ну а потом пошло — поехало.
Меньше всего мне хочется возвращаться в прошлое. Мужчина это чувствует и, глянув на мои туфли, говорит:
— Вы, наверное, устали, а я вам даже тапочки не предложил.
Он прав: если туфли — лодочки на каблучках не мешали мне гарцевать по отелю, то сейчас они превратились в вериги.
А хозяин продолжает:
— Российская традиция — предлагать гостям тапочки. А как в Турции?
— Узнать про это возможности не представилось. За год работы я не обзавелась друзьями. По крайней мере, домой никто не приглашал. Да скорее всего подобное предложение не было бы принято.
— Почему?
— Одинокая, но разумная женщина в чужой стране сочтёт за благо сидеть после работы дома.
Он поднялся со своего места и сделал знак следовать за собой. Я подчинилась. Мы прошли в холл, где выстроился ряд шкафов. Леонид — Лео отворил дверцу, и оттуда вынырнули абсолютно новые тапочки.
— Переобувайтесь!
— А ваша супруга? Не будет в претензии?
— Она будет благодарна, что в столь трудную минуту вы поддержали старика.
— Какой же вы старик! Вы в полном расцвете сил.
— Ну в общем и целом согласен. Пока очки не требуются, чтобы разглядеть девушек, приходящих ко мне во сне.
Пока я переодевалась, он пялился на мои ноги. Затем взял туфли и сунул на нижнюю полку шкафа. Наличествовала ли там другая обувь — углядеть не удалось.
Словно под гипнозом я двинулась за хозяином, по дороге отметив его широкие лопатки, обтянутые футболкой. Когда он успел переодеться? Как я заметила, низ остался прежним — брюки. Да, именно брюки, чьи стрелки по остроте соперничали с краем манжеты рубашки.
И ещё. С каждым часом Леонид — Лео словно обретал дополнительный объём. Этот зрительный эффект я поспешила списать на своё переутомление.
Мы снова присели на диван, и он налил свежего чаю, придвинул коробку конфет. Прежде она отсутствовала.
— Московские? — спросила я из вежливости.
— Инга привезла. Рекомендую.
Я взяла одну.
— Простите, мою бестактность, Мария Игоревна, но могу я задать вам один вопрос?
— Пожалуйста, — сказала я и положила шоколадный кубик себе на блюдечко.
— Дверь в номер была не заперта, верно?
— Вам это лучше известно. Вы лично открывали её.
— Надеюсь, что смерть ребёнка была безболезненной. Его ведь задушили?
— Скорее всего.
— А та ужасная удавка… Тот кожаный галстук… — Глаза мужчины полыхнули огнём. Словно из опасения, что от этого внутреннего сполоха вспыхнет и окружающий мир, он уставился в свою чашку.