— Вашу мать звали Жасмин?
— Её звали Женя.
— А вы мне напоминаете одну Жасмин.
Я молчу. А что ещё остаётся делать?
— Простите, не хочу ранить ваших чувств. Ваша матушка жива?
— Похоронена в Чимкенте.
— Простите.
«Он перестал называть меня по имени».
— А что касается Жасмин, — продолжает он с непроницаемым видом, — на ней был женат мой деловой партнёр. Мы в ту пору занимались сбором и переработкой металла. Поначалу успешно… — Он делает многозначительную паузу.
— А потом?
«К чему эти вопросы? Если мне и так всё хорошо известно. Слишком хорошо».
— Начались проблемы.
— Какого рода?
— Мой компаньон захворал… Есть такой недуг. Алчность называется. Она его и сгубила. — Лицо напротив уменьшилось в размерах и заострилось.
«Надо же, а я полагала у папы имелась только одна слабость: он был хороший человек».
— А ведь я предупреждал! — продолжает вещать мужской голос: — «Не зарывайся, братан!» Но Игорёк ослушался.
— И был наказан?
— Вы проницательны.
Я молчу. Для меня это лучший выход.
— А вину свою он чувствовал. Стал петлять. Как заяц. — Его глаза прикованы к бокалу с соком. — Но его вычислили. — Он поднимает на меня глаза, и его расширенные зрачки кажутся мне туннелями в ад, от которых невозможно оторвать взгляда. А он продолжает: — А Жасмин как с цепи сорвалась. Во всём стала винить меня. Являлась к нашему дому, да не одна, а с ребёнком на руках. — Он театрально вздыхает: — Душераздирающее зрелище. — Он поднимает свой взгляд на меня. И я сдаюсь. Как под гипнозом, присаживаюсь напротив него, и он продолжает: — Жасмин стучала по воротам, требовала справедливости. Я терпел. Долго. Но она не унималась. Это нервировало моих домашних. Моё терпение лопнуло, когда она стала устраивать пикеты у городской администрации: «Нэйхина — к ответу!»
— Её убили? — Мой возглас ударяет в стены и рикошетит в мужчину, отчего он подаётся вперёд:
— Стечение обстоятельств. Нервы не выдержали у секьюрити. — Пока он говорит, смотрит устало и скучающе.
«Дистанцируется от прошлого? Или от меня?»
— Что с ней произошло?
— В пылу потасовки женщине пережали сонную артерию.
— Совсем как… мальчику!
— Что? — Он вскакивает, но, не удержав равновесия, начинает крениться вбок.
Нет, я не спешу на помощь. Он самостоятельно выравнивает положение своего тела. Плюхнувшись на прежнее место, продолжает вещать:
— Так ты усматриваешь аналогию?
— Она очевидна.
Я поднимаюсь и двигаюсь к выходу.
— Манюся, там заперто! — несётся мне вслед.
— Выпустите меня!
— И не подумаю.