Сомневаться не приходится, что монаха ничего в этом мире уже не удивляет и не обескураживает — ни смерть ребёнка, ни коварство молодых, ни моё личное кратковременное чудо. А по — настоящему старца интересует лишь одно:
— А душенька твоя стенала ли от боли?
— Как только мы вошли в тот злосчастный номер — так защемило!
— Ну и слава Господу! Значит, жива ещё, грешница! — Возрадовалась трубка и… треньк! — Отключилась.
— Ну и какой смысл во всех этих душеспасительных беседах? — подвела черту супруга.
Я не стал ей ничего отвечать. Что толку спорить с женщиной, выбравшей себе подобный псевдоним? Но, сдаётся мне, это мнение отразилось на моём лице, потому что «шахиня» моя дулась до вечера. А помирила нас, как водится, спальня.
Мариам-Мария
Полицейская машина осталась позади.
Мы останавливаемся, чтобы утолить жажду.
Ветерок, не находя места, то играет с кудрями Мустафы, то задирает мою разошедшуюся по шву юбку. Чтобы пресечь эти вольности, опускаюсь на почти чёрную каменную плиту. А намётанный взгляд цепляет тем временем бледно — коричневую пластинку с растёкшимся по нему пятном глазури. Кусочек древней посуды, выброшенной на берег волнами. Я поднимаю его и кладу в карман юбки. Турецкий сувенир.
А зима тем временем закругляется. И предвидя свой конец, позволяет светилу хозяйничать вовсю. На берегу появляются первые солнцепоклонники.
Мы усаживаемся на прогретые камни, и Мустафа протягивает мне… Что бы вы думали? Ясное дело, оранжевый плод. В ответ извлекаю из сумки плитку шоколада, припасённую на последний день работы. Кажется, с того времени прошла целая жизнь!
Мы приступаем к перекусу. Теперь у меня есть возможность рассмотреть байкера получше. На фоне новенького мотоцикла этот каргыджакский пенсионер сбросил этак лет десять.
В прежние наши вылазки он непременно уносился мыслями в прошлое, когда ухаживал за девушкой по имени Мариам. Но невеста предпочла другого. Это его личная и самая любимая легенда. Однако из достоверных источников мне известно: свадьба состоялась. И жили Мустафа и Мариам долго и счастливо. До той поры пока женщина не состарилась. Теперь она прикована к постели. Как заботливый муж, Мустафа обеспечивает ей уход. Да и дети в стороне не остаются.
Что касается этих гонок на байках, то эту маленькую слабость родственники ему прощают. Полагаю, что Мустафа пользуется в семье уважением. А тёзка его жены, чего греха таить, и вовсе оказалась в его орбите. По крайней мере до той минуты, пока не окажется в Анталье.
И тут в моих слуховых проходах возникает знакомый до боли голос: