— Так-то лучше. — Заметив перемену в кучере, удовлетворенно отметил есаул, давая знак своим бойцам, уже готовым скрутить хама, остановиться.
Якуб, с бессильной злобой блеснув налитыми кровью глазами, на этот раз промолчал в ответ. Развернувшись, он медленно побрел по дороге к оставленной в подворотне пролётке, загребая еще недавно блестящими штиблетами уличную пыль. На душе его было пусто и черно.
— Ежли моей не будет, то и ничьей! — Дал он себе жестокий и страшный зарок.
Есаул, дождавшись, пока дебошир скроется в арке ворот, на прощание, бросив исполненный презрения взгляд на стоящего поодаль и никак себя не проявившего городового, пригрозил тому плеткой:
— Трус хуже изменника.
И дав резвому коню шенкелей, завернул поджарого гнедого аргамака на Шпрингеровскую*, в сторону Крепости.
Казаки патруля стройной колонной последовали за своим командиром, скаля зубы в ухмылках и насмешливо поглядывая на незадачливого жениха и пристыженно опустившего голову стража порядка.
*Прайвеси — все аспекты частной жизни, индивидуального бытия человека: интимный мир, сферу личных отношений, неприкосновенность частной переписки, дневников и т. д.
*Шпрингеровская — ныне Партизанская. Одна из старейших улиц города, идущая от берега реки прямо в центр Омской крепости.
* Sie haben mich und meinen Salon kompromittiert. — Вы скомпрометировали меня и мой салон (нем.).
* * *
Егор, в очередной раз успев бойко расторговать весь запас газет в своей укладке, как раз собирался бежать за новой пачкой, когда увидел вылетающую из лавки мадмуазель Белозерову. Он, было, окликнул ее и даже для верности помахал ей рукой, но она все равно его не заметила.
Удивившись такому повороту дел, парнишка уж было хотел обидеться на прежде неизменно приветливую и добрую барышню, но тут увидел бегущего за ней следом Яшку-лихача с изрядным, пусть и замазанным пудрой бланшем на щеке.
Дальнейшее Егор наблюдал стоя совсем близко и готовый в случае крайней необходимости встать на защиту Варвары Дмитриевны, хоть и понимал всю тщетность и даже опасность такого вмешательства, и в который раз попеняв себе на собственную тщедушность и слабосилие.
Когда все разрешилось благополучно, он не без облегчения выдохнул и задумчиво почесал в затылке, размышляя, что же теперь делать?
Догонять Варвару — точно ни к чему, проследить за извозчиком? А что толку? Да и за то время, что он стоял, Оснецкий успел выехать из арки на проспект и, не мешкая, зло прикрикнув на жеребца, погнал свою коляску на гору. Его роскошный, сияющий лаком и начищенной до блеска бронзой, экипаж, запряженный статным, чистой крови орловским рысаком в щегольской сбруе, увешанной звонкими бубенчиками, катился, мягко принимая выбоины булыжной мостовой дутыми шинами, унося своего дважды битого хозяина подальше от места его позора, в сторону городского базара.