Я помотал головой, отгоняя ненужные мысли. Будет чудить — тогда и пущу на дрова, а сейчас сдалась — и ладно, не моя забота.
— Хрен с вами, золотые рыбки, — я кинул шинигами артефакт перехода.
— Какой план, Константин-кун? — осведомился Казуя, приобретая нормальный цвет лица. Кажется, он наконец-то взял себя в руки.
— Прыгаем по барьерам — находим подходящего противника — уничтожаем, — пояснил я. — Если соперник не подходит — значит, это не твой соперник, и его нужно оставить кому-нибудь, кому он подходит лучше.
— Понял, — коротко отозвался шинигами.
— Тогда я пошел дальше.
Моей следующей находкой был недзуми, который безуспешно пытался дотянуться до какой-то странного вида тощей длинноногой птицы. Или нет…
Я присмотрелся. Противник тянет время. Противник специально подобрал пары так, чтобы каждому достался максимально неудобный соперник. Но здесь, кажется, были какие-то или личные, или межвидовые счеты птиц с грызунами.
Недзуми пищал что-то крысино-матерное, уворачиваясь от пылающего огнемета пикирующего синего феникса на минималках, которого изображал аосаги. Я попытался вспомнить, были ли птицы аосаги такими уж опасными. Кажется, с этим экземпляром что-то сделали, чтобы специально озлобить его.
Аосаги продолжал висеть в воздухе. Дела у Кавагути были не очень: кажется, ему порядочно подпалили шерсть и хвост. Что хуже всего, он не видел вариантов — птица оставалась недосягаема. Приходилось продолжать бегать и прятаться. Рано или поздно он устанет — и тогда из него выйдет зажаренный крыс с угольком.
Я отвлек странную цаплю, кинув в нее пару рун и волну кимэ. Пока аосаги крутился на месте, я вручил Кавагути амулеты и втолковал простую мысль об отсутствии необходимости драться именно с тем, с кем его закрыли. Мы оба смылись, оставив уже двоих противников недоумевать, что происходит.
* * *
Переместившись, Ханаваро Кавагути осмотрелся и замер, позабыв, как дышать. Перед ним две полуголые девицы катались по земле, срывая друг с друга одежду. Томоко в своей истинной форме, действуя всеми шестью руками, громко ругалась и пыталась сорвать с отчаянно сопротивляющейся визави остатки кимоно. Та не отставала, вцепляясь длинными пальцами в разные части тела великанши.
Увы, счастье длилось недолго.
— Кья-яяя! — завопила дева.
— А, Хана-кун! — повернула Томо голову, не отрываясь от своего очень важного занятия. — Как оно?
— Танака-сан, — недзуми так засмотрелся, что аж перешел на формально-уважительный язык. — А что это вы делаете?
— Не видно? Аякаси бью.
— Видно, но, признаться, я бы рассмотрел подробнее.