Раздавался сухой треск, и шел он сразу со всех сторон — нарастая. Невидимый смерч ломал деревья, приближаясь ко мне. Оборвались синие бороды лишайников, — на тропу, грозно хрюкая и в травяную кашу перемалывая папоротники, выперлось чудище, похожее на громадную свинью. Оно было в бурой щетине, над пятачком, размером с нормальную сковородку, блестели злобные глазки, а между ними, как копье, торчал прямой и мощный рог. К основанию рога были привязаны две веревки, чтобы управлять, и концы их держала сидящая на спине девушка в разодранном платье.
— Храни вас господь, добрый господин, — заплаканным голосом сказала она. — Не бойтесь моего единорога, он нападает только на злых людей.
Единорог дернул волосатым боком, нехорошо оглядел меня и, уперев костяной рог в землю, захрупал сочными листьями. Девушка наклонила всклокоченные букли, забитые соломой, веточками и каменной пудрой.
— Я Мария из Эльбаха, добрый господин. Мне очень нужно попасть в далекую северную Сарматию. А я не знаю, где такая — далекая северная Сарматия… И никто не знает…
Она всхлипнула и кулаком размазала слезы по грязной щеке.
— Ради великомученика Ферапонта, искоренителя язычников!..
Рог напряженно повернулся острием в мою сторону.
— Вон туда Сарматия, — протянув руку, сказал я голосом звучным и ясным, какого у меня никогда не было. — Прямо по этой прогалине, километров шестьсот, а потом налево. Там будет написано.
Мария так и просияла розовыми деснами.
— Благодарю вас, добрый господин! Храни вас господь! — босой ногой пнула единорога под вздох. — Шевелись, боров ленивый!..
Единорог, оставляя борозды, развернулся, как танк, и затрусил прочь, пофыркивая, подкидывая кольцом поросячий хвостик.
Я пошел дальше, оглядываясь. Треск утихал. Мне было не по себе. А если увидит, что обманул, и вернется? Правда, шестьсот километров — это приличное расстояние.
По бокам надрывно стонали траурные ели. На папоротнике, как клюква, горели круглые малиновые огни. Из-за деревьев вылетела сонная стрекоза и скользнула мне по лицу шуршащей слюдой.
Сказочный, необычайный лес.
Тропинка нырнула под дерн и кончилась. Я вышел на опушку. Травы в теплой ночной росе сбегали вниз, и там облачной массой шевелились плотные кусты. Впереди, отдельно от всех, скорчив угольные сучья, стояло большое, сожженное молнией дерево. На нем сидел ворон величиной с петуха и чистил отливающие металлом гладкие перья.
Заметил меня — с хитрым видом прижал к крылу лысую плоскую голову.
— Пр-ривет, Ар-ркаша! — нечисто, по-птичьи, сказал он.
Меня звали иначе, но я не стал спорить. Из дышащих сырым туманом кустов навстречу мне вышел человек в расстегнутой рубахе и приветственно махнул рукой.