И вот ты здесь, на Марсе. С ещё двенадцатью мужчинами, потому что психологи посчитали плохой идеей брать на десятилетнюю изолированную миссию смешанный экипаж. Позади полёт, надежды, обмен опытом между специалистами – каждый должен уметь всего понемногу помимо основных навыков. Оборудован временный лагерь, надуты и укреплены модули, налажена связь. Мой лучший друг первого месяца на Марсе – Марио Фульчи, микробиолог, мучает меня бесконечными партиями в шахматы. Жду не дождусь, когда поменяюсь на Клауса Шульца – с этим немцем не соскучишься, он знает наизусть всю коллекцию классических фильмов ужасов до каждой строчки диалога. Честно говоря, я тогда и представить не мог, что идея временных лучших друзей вместе с другими разработанными на Земле психологами трюками сильно облегчит длительное пребывание в столь замкнутом коллективе. А вот к чему пришлось привыкать – это к спартанским условиям постоянной экономии всего. Каждому приходилось бороться с ложным ощущением изобилия и опоры на Землю. Повторяя себе мантру «следующего грузовика может и не быть» мы ходили по разлинованному на семь полос синтетическому полу, равномерно изнашивая материал по дням недели. Даже приноровившись к гравитации, мы старались не совершать резких движений, не бегать и быть крайне осмотрительными с острыми предметами. Приходилось брать выходные – постоянное напряжение, тревога и страх изматывали.
Первые полгода мы просто сидели внутри, наблюдали, привыкали к гравитации, новому жизненному укладу – торопиться было некуда, мы тут надолго. И только после прихода второй по счёту посылки из дома, мы наконец начали потихоньку расползаться по окрестностям. Правило было простое – трое снаружи, десять внутри. И никак иначе. Больше всего на прогулки везло врачам, один из двух обязательно должен быть в составе тройки. И, главное, всегда была работа – ЦУП не давал нам скучать ни секунды. А пока у человека есть работа – его голова свободна от глупых мыслей. В какой-то момент мы просто перестали ощущать себя пришельцами с другой планеты, кто-то однажды пошутил и теперь мы называли между собой Марс – Казахстаном. Даже в ЦУПе оценили шутку, вокруг которой вырос целый эпос понятных только кругу посвящённых оборотов и прибауток. Как-то уже и начинало казаться, что десять лет – не срок. С Земли постоянно подбадривали новостями о подготовке второго этапа, межпланетная почта работала исправно и наши запасы росли намного быстрее, чем убывали. Ушёл страх невозвращения и покинутости на краю света, и мы даже начали ценить аскетичную холодную красоту этого пыльного булыжника. До того дня, как умер Лэнг.