– Одна кровь и порнуха.
– Ясно…
Вольф встал, отдал мне ключи от комнат, попрощался и ушёл. Орэль спросил:
– Что будешь завтра делать?
– Ко мне приедет Лисл, будем проводить время вместе.
– Это хорошо.
Я сел на место Вольфа, подготовил листок для отчёта, который потом секретарь отдаёт министру пропаганды. Там подробно описывались все просмотренные фильмы, особенно разрешённые.
Я услышал, как Орэль сказал:
– Ладно, я пошёл. Увидимся в понедельник.
– Давай, – не оборачиваясь, сказал я.
С кряхтением он поднялся и ушёл.
Закончив отчёт, я вышел в фойе, положил его на пост Фреджа, который давно уже ушёл (время было за полночь), взял ящик, отнёс его к печи, находившейся этажом ниже (каждый из нас отвечал за ликвидацию запрещённых материалов), закрыл все двери, попрощался с охранником и очутился на тёмной аллее.
Суббота, выходной. Мы с женой Хедвиг и младшей дочерью Анели сидели и завтракали, когда постучали в дверь. Я открыл её и увидел на пороге свою старшую дочку – Лисл. Мы обнялись.
– Ангелочек мой, привет! Как тебе идёт короткая стрижка.
– Спасибо, папа. Я недавно постриглась.
Она прошла внутрь, поздоровалась с остальными и села. Я налил ей чай и сел подле неё.
– Ну, как дела? Что нового на работе?
– Волнения, папа, волнения.
– А что такое?
– Это всё из-за слухов о шестидневной рабочей неделе. Один раз чуть до забастовки не дошло.
Хедвиг прикрыла рот рукой.
– Ну и ну… серьёзно у вас. А как, кстати, твоя пьеса? Написала её?
– Пока нет, но уже больше половины закончила.
– Молодец. – сказала она и поцеловала её.
– А почему ты не рассказываешь про неё? – сказала Анели. – Хоть сюжет расскажи!
Лисл хихикнула.
– Почему ты такая нетерпеливая, а? Всё со временем.
Анели надула губы, но ничего не ответила.
Так, мы провели целый день вместе, сидели на веранде. Говорили о разных вещах, но я чувствовал в Лисл какое-то смущение; она всё время поглядывала на меня. Видать, ждала, когда мы останемся вдвоём, а это получилось только под вечер, когда Анели отправилась спать, а Хедвиг вышла в сад – забыла полить цветы. Мы с Лисл сидели в столовой.
– Папа… – шепнула она, взяв меня за руку, – скажи одну вещь: разрешено ли упоминание в пьесе о Третьем Рейхе?
Я нахмурился.
– Смотря, в каком контексте: если ты сравниваешь, то нет. Если ставишь в хороший пример – нет. Если в плохой – да. А вот если действие происходит в этот период, то точно нет. А что?
– Ну, там идёт как плохой пример.
– Что ж, вероятно, что твоё произведение не сожгут.
– А можно ли поднимать провокационные темы?
– Это, смотря, какие.
– Например… ну, тяжёлые рабочие условия, которые происходят в нашей стране; приведение ситуации с Рейхом…