Собеседник искал в сказанном тень насмешки. Не нашёл ни её, ни чего-то путного для ответа. А та и не ждала. Засопела.
По возвращению домой Вини в первую очередь сорвала настенный календарь. Напрягал страшно. По очевидным причинам без часов могла определить, который час. Единственный живой свидетель порчи ни в чём не повинного альбома с циферками только напомнил, что, если понадобится, всегда рядом. Напомнил и сбежал. Сначала в спальню, переодеться, потом – в город.
– Звони. Но вечером я тут, – отчитался супруг напоследок. Даже не попросил подвезти. Распахивая окно, Вини услышала, как хрустит кирпичная крошка под колёсами такси.
Все три дня от рассвета до заката особняк томился в одиночестве. Солнце-самодур калило черепицу, ветер-егоза игрался с хрустальными бусами люстр, надувал шифоновые шторы, точно паруса. Дом ждал хозяйку, чтобы затопился камин. Ждал того драгоценного гостя, чтоб в носках прокатился по гладкому паркету до своей спальни. Ждал и не знал – дни прошлые сочтены.
Лихая езда, катание на коньках, стрельба в тире, участие (и проигрыш) в заплыве по Москве-реке на лодках, караоке, лазерный пейнтбол – Вини ныряла во всё, что отвлекало и выматывало. Чтение книг, просмотр кино, посещение культурных мероприятий по этой причине перенеслись на никогда.
Но всегда неумолимо приближался вечер. Не отсрочить, не отменить. Небесный мрак гнал безнадёжную дурочку обратно в её склеп. Наваливался огромной жирной тушей, усыпанной акне-звёздами. Лыбился месяцем. Смеялся над ней, прыскал метеорами. Не Вини в полной мере поняла Богата, когда тот остался без семьи и крыши над головой. Это он в далёком прошлом едва не упал в ту яму безнадёги, куда летела она. То есть убеждённость в собственной никчёмности пред силами высшими. Да хотя бы человечеством.
Первая ночь ознаменовалась душевным подъёмом. Отдавшись эйфории, Вини (как) в последний раз танцевала под музыку из наушников. Бойкую, басистую, выворачивающую душу наизнанку. Беззвучно подпевала, и через полчаса безумных плясок взорвалась… По-настоящему! Господи! Будто живьём резали. Орала, хрипела, рыдала взахлёб. Сердце просило милости. Не настало ещё его время! Но пустая часть души наслаждалась страданием, распаляя, разжигая истерику. Певцы надрывались напрасно. На этом концерте им быть бэк-вокалистами. Вини забыла обо всех. О супруге тоже. Он не мог не проснуться от этого рёва. Спросонья решил, что жену терзают бесы. Проверять не пошёл.
На вторую ночь она явилась сама. Привидением. Различив боковым зрением живую тень, хозяин спальни подпрыгнул на постели. Едва сдержался от брани. Время за полночь, но, слава Богу, бодрствовал. Если б эта дура за плечо его спящего взяла, нависла – втащил бы и извиняться не стал. Вид её не взывал к жалости. Супруга внушала страх. Источала его. Белая, как смерть, в одной офисной рубашке. Волосы – патлы. Глаза – две монеты, серые и круглые. Под глазами синяки – следы бессонницы. Вини бесцельно вела руками по воздуху. Сипение её вызвало полчище мурашек: