– Прости, Богат, прости меня! Я так виновата перед тобой! Не смогла иначе. Это была бы не я.
Хотел уже руку протянуть, но спросонья отчего-то побоялся прикоснуться. Происходящее завораживало.
– Я не разгадала Твой замысел, Боже! Они ложились грудью на амбразуру. Они ставили всё на красное. Я же могла умирать хоть каждый день! Могла ошибаться каждый день. Так много шансов. Я не воспользовалась ни одним. Это не мне. Не мне! Меня не должно было существовать. Это не мой выбор. Пожалуйста, скажи, что не мой.
Шмыгнула. Повышение тона вернуло гортанный хрип истерзанного горла.
– Не уговаривай! Я не хотела, чтобы ты меня уговаривал. Я сделала всё, чтобы ты меня уговаривал.
Её схватили за запястье. Левая рука, железная.
– Я одно и то же. Они тоже. Это круг. Они умеют. Они нормально. Я ненормально. Такая же упрямая.
На том смолкла.
– И что дальше? – спросил вдовец тихонько. Голос дрогнул от злости и усталости.
Вини чуть повернула голову на звук, выдернула руку. Серый лунный зайчик мигнул на деревянной, покрытой лаком двери. Свет не заструился из щелей. Из того конца коридора не доносилось шума воды. Никаких посторонних звуков.
Как Богат ни ворочался, как ни кутался, сон не возвращался. Только холод цеплялся за кожу коготками, щекотал ступни, насылал пугающие образы. Соображая лишь наполовину, мужчина дошёл до уборной. За щиколотку поволок им убиенную по полу, точно вожжи. Сопротивления не встретил. Уложил обратно на диван, подмял под себя, закинув ногу. Только человеческое тепло коснулось груди, засопел. Вини так и не сомкнула глаз. Чужое дыхание перебивало отстукивание секунд, часов, лет, пока небесная палитра не сменилась с чёрной на голубую, отделила день от ночи.
Есть зрение – полагается видеть. Ноги послушны – извольте ходить. Умывание и причёсывание – необходимость, требование жизни. Переодевание тоже имеет смысл. Утренние ритуалы включают завтрак. Чтобы набраться сил на день насущный, нужно глотать пресную кашу маленькими порциями. Чтобы появлялось желание разговаривать, надобно пить воду. Стук ложки о чугунную миску прервался единственным:
– Зачем?
Богат замер с сэндвичем у рта на секунду. Куснул, прожевал, хлебнул пива. Убеждённость в понимании истинного смысла брошенных обрывков фраз вызывала внутренний трепет. Как непрошенная сверхспособность, накладывающая определённые обязательства.
– А зачем тебе в городе внедорожник? – отвечал на незаконченный вопрос супруг, не отвлекаясь от трапезы. – На участке тайга, всё для ночи под открытым небом, лесничие знания, зачем?
– Я спрашиваю – зачем?