– За… зачем… за-платила… вперёд?
– Господи, – скисла та. – Потому что хотела поговорить о спаленной интрижке. Там, где никто не услышит. Но не дома. Мало ли, как всё повернётся. Вдруг кто уйдёт. Намечался конфликт. В такие моменты незачем отвлекаться на счёт.
– Пожалуйста…
– Что? – забеспокоилась она. – Ещё воды?
– Пожалуйста… не сиди… на полу. Холодно.
Вини даже хохотнула. Явно подумывала занять краешек постели, но в конечном итоге сходила за табуретом у окна.
Богат наблюдал за ней, упиваясь нежданным гаденьким удовольствием. Надо же! Стоило начать подыхать, Винивиан Степанчик растаяла и едва ли в рот ему не смотрит. А самое невероятное – сама прикоснулась к нему. Нежно. Любовно. Если это сон – пусть он не кончается. Если ход конём – плевать. Слишком уязвим сейчас. Оставалось только плыть по течению. И наслаждаться.
– Вини, – зашептал Богат столь доверительно, что супруга наклонилась ближе, вслушиваясь. – Не умирай. Это неприятно.
Мертвенно-белые губы едва заметно изогнулись, а её так и остались полосой. Опустила ресницы, понимающе кивнула…
«Нет. Ничего-то она не поняла».
Никто не собирался просить прощения. Стыд за резкость в выражениях неприятно ворочался в животе, но они и не думали забирать свои слова назад. После всего, что произошло, это было бы лицемерием.
– Тебе уже рассказали о твоём деле? – как бы между прочим поинтересовалась Вини.
– Нет. Молчат, партизаны. Как ты, – дыхание его более не сбивалось.
– А день какой сегодня, знаешь?
– Внимательная моя, я даже не знаю, где мои штаны. О чём ты?
Её омолодила смешинка.
– Уже декабрь.
– Новый год?! Ах, ты принесла мне мандаринки? – Богат подавил испуг от новости о пролетевшем времени детским восторгом. Всё же туго пришлось ему эту неделю без общения. Разучился. Вылетают всякие дурачества.
– Шибко вкусное тебе пока нельзя, но я собрала, что разрешили. Огуречно-мятное суфле, йогурты, паровой картофель из «Рестика». Все хвалят… Так, я не об этом… В общем, дело завели. Пока глухо. Оно и понятно.
– Что именно?
Вини помедлила, понизила тон.
– Богат, что у тебя с полицией? Заикнулся, мол, ходишь под пулями, и тебя тут же пристреливают. Во что ты вляпался? Скажи.
Медлил. Молча совещался сам с собой, теребя мятую ткань пододеяльника.
– Я уже сказал. Хотел помочь найти Мариду.
Уныние на лице жены больше походило на брезгливость.
– Во что ты вляпался? – настаивала она.
– Не могу сказать. Оно тебе и не надо. Если очень интересно – я просто знаю секрет. Лишь раз его упомянул… при ФСБшнице.
Вини выбирала вектор беседы с расчётливостью минера: