– Сука! – кричала она. – Сука, за что ты в моей жизни? Только сейчас, за что?!
– Да чего тебе надо, психованная?! – пучил глаза так, что, того гляди, лопнут. – Что ты лезешь ко мне постоянно?!
– Паскуда! Я спасла тебя! Дважды!
Языки адского пламени росли, рвались из камина в комнату.
– Да если бы…
– Меня никогда не били! Никогда! – Вини жестикулировала изувеченными руками, не замечая боли. – Это отрава! Ты – смерть! Я умираю!!!
– Я умираю!!! – Богат со всей силы топнул ногой. Схватился за волосы. Обзор застелила солёная вода. – Из-за тебя меня дважды пытались грохнуть! Зачем я тебе позвонил?! Этот союз проклят! Ты воронка, ты убьёшь меня! – не помня себя, захрипел. – Я же, правда, хотел помочь. Я же делал добро. За что? За что, лять?!
– Добро?! – Вини как крыльями махнула. – Вот твоё добро! Это случилось, потому что ты крысишь. Проворачиваешь за моей спиной!
– Кто бы говорил? Я тебя с убийцей не сводил!
– Конечно. Это я его к себе позвала! Пустила в дом, – девушка искала поддержки в окружении. – Меня все обманывают. Вся ваша семейка. Я ведь доверилась. Дура! Какая же я дура!
– Да.
Богат сказал это так тихо, так жестоко констатировал, что как отхлынуло.
– Мы возвращаемся, – подытожила Вини. – Завтра же. Потерпи недельку, и всё закончится.
– Да поскорее бы.
Испепеляющие взгляды в следующую секунду, как нож – масло, с обеих сторон прорезало что-то холодное. Болезненно-отчаянное, что навеки остаётся на сердце не шрамом – кровоточащей пробоиной. Оба вздрогнули, словно хлыстом стёгнутые. Разошлись.
Ещё минуту назад бушующий в камине огонь теперь теплился светящимися углями. Всеми оставленный, медленно умирающий. Вини не давала себе отчёт, когда крушила всё хрупкое, до чего могли дотянуться парализованные руки. Богат не понял, как оказался на улице, в незнакомом квартале. Как есть, в куртке поверх халата, в ботинках на босу ногу.
Вот и закончился медовый месяц.
Суд над Адали Чекан был назначен уже на следующее утро, однако потерпевшие его не дождались и быстренько «отчалили» под предлогом нездоровья мадам Степанчик. Их присутствие – скорее дань традиции, чем необходимость, и полицейский на том конце провода только пожелал им доброго пути.
Никаких отмен рейсов. Погода лётная. Даже автомобильные пробки чудесным образом рассосались. Париж недвусмысленно указывал гостям на дверь. Богат и Вини со вчерашнего дня почти не разговаривали. В метро, на таможне и в салоне самолёта их можно было принять за случайных попутчиков. Слова, сказанные друг другу, должно пересчитать по пальцам: «Курицу?», «Рыбу», «Я пройду?», «Угу», «А где?», «Чемодан? Вот». Беззлобно, неудобно.