В слепой темноте (Янг) - страница 125

Уголки моих губ складываются в слабую улыбку.

— Поняла, — и я, на ходу перетянув резинкой свои густые волосы в высокий длинный хвост, выхожу из дома.

— А-а-а-а-а! — ору я, и мой дикий крик разносится по всей округе, его слышит каждое живое существо, оказавшееся в этот миг поблизости, каждый цветок, растущий на этом лугу, обрыве и там внизу, в лавандовой долине. Мой голос развеивается по свободному ветру, тонет в голубой реке и впитывается чистым, лишь пахнущим полевыми травами и цветами воздухом. Свобода!

— Ну как, легче? — Миша переплетает наши пальцы, и я чувствую чужое тепло и огромную поддержку.

— Легче, спасибо еще раз, несмотря на раннее утро, ты все же согласился привезти меня сюда, — хриплым от долгого крика голосом отвечаю я, и высвобождаю свою руку, чтоб смахнуть прядь волос с лица.

Здесь, на высоком обрыве ветер творит невообразимое с моими волосами — они то и дело норовят загородить мне обзор, залезая и в рот, и в глаза.

— Ты другая, — вдруг произносит мужчина серьезно, и я с непониманием смотрю на него. — Я имею в виду, что-то в тебе изменилось, еще тогда возле твоего дома заметил. Вот смотрю на тебя и больше не вижу в твоих глазах тоски с печалью. Ты изменилась буквально за одну ночь, не поделишься, что так повлияло на тебя? Или же кто?

— Не знаю, — нагло лгу я, ни взглядом, ни жестом не выдавая себя. — Быть может, я наконец осознала, что жизнь продолжается, и нет смысла раз за разом возвращаться в прошлое. — Я задумчиво закусываю губу, обращая взгляд вдаль. — Нет, не так, а скорее… глядя в будущее, я больше не запрещаю себе думать о прошлом, вот. Я не боюсь своего прошлого, и чувствую, что готова… что могу с легким сердцем его отпустить. Меня это больше не тяготит, понимаешь? Раньше я притворялась, что не тяготит, притворялась, что сумела отпустить, тогда как это самое прошлое крепко удерживало меня в своих насмешливых объятиях и не давало ступить и шагу. Боже, как же я глупо себя обманывала… и ведь обманывалась же. Притворялась равнодушной, налепила маску, выстроила в разуме барьер — "до" и "после". Где "до" было под строжайшим запретом.

— Говоришь, больше границы нет?

Мои глаза встречаются с его внимательными карими.

— Нет, больше нет, — твердо и решительно. Поднимаю взгляд к небу, в воображении пальцем обвожу волнистые края редких пушистых облаков, неторопливо плывущих по течению небесной необъятной реки. — Я поняла, что выстроенная мной граница приносила мне один лишь вред, тянула меня на ту сторону. На ту, где было больно, страшно и холодно. Против воли возвращала меня к прошлому, в давно минувшие события. Я отмахивалась как могла, сознательно воздвигала стены, притворялась, но всё было напрасно. Сейчас я это очень хорошо понимаю. Потому что порой моральные силы иссякали, и я проваливалась в эту болезненную пучину, в этот черный омут, переставала быть "сильной" и сдавала позиции, проигрывала: прошлое настигало меня, сжимало и выворачивало все мои потаенные уголки сознания, где я всё это тщательно прятала… казалось, спасала себя, но… Затяжные депрессии, ненормальная апатия, злость, раздражение — это последствия моей глупой попытки отгородиться от самой себя, от прежней себя. От той трагедии, что случилась со мной в прошлом… Прости, я тут говорю, говорю, что-то путано объясняю, и ты, наверное, ничего не понимаешь из всего того бреда, что я несу. — Вздыхаю, и смотрю на него. Миша тепло, словно понимающе, улыбается и делает шаг ближе, касается подушечкой большого пальца моей щеки, я тут же вздрагиваю.