— Алекс, я устала от твоего нытья, хватит хандрить. Поверь, это очень утомительно и для тебя, и для меня. Возьми наконец себя в руки. Посмотри на себя. Ты красавица. Мне бы такую внешность, как у тебя, я бы… да все мужчины были бы у моих ног, — запальчиво говорит она. — Что ты делаешь со своей жизнью? Кончай уже себя жалеть и возвращайся к жизни.
— Лен, я не могу, — шепчу я одними губами, уставившись в своё отражение.
«Не хочу», — следовало бы честно добавить, однако я молчу, не желая пуще расстраивать Лену.
Я знаю, что она беспокоится обо мне, её тревожит мое нынешнее состояние. По всей видимости, она права, у меня депрессия. Просто всё лишилось смысла. Пришло наконец осознание того, что, чтобы я ни делала, всё бессмысленно, всё не нужно, не правильно. Иногда я даже жалею, что не умерла. Тогда. В той аварии.
— Всё у тебя получится, нужно только захотеть и приложить чуточку усилий. И ты увидишь, всё наладится.
— Терпеть не могу шаблонные фразы. — (Интересно, с каких пор?) — Можно было сказать что-то новое. Не думала придумать что-то свое, так сказать коронные фразы?
— Обязательно, а сейчас мы отправляемся в торговый центр. — Хочу открыть рот, чтоб возразить, но она меня опережает следующей фразой: — И не спорь, это бесполезно. Но сначала…
Она, резко подцепив мое запястье, тащит меня на кухню, достает с верхней полки два бокала для винных напитков.
— Лен, что ты делаешь? — спрашиваю я, падая на стул.
— А сама как думаешь? — Вынимает из нижнего кухонного ящика бутылку вина и принимается заполнять им бокалы.
— Я не буду пить. — Я категорически настроена на этот счет. С тех пор, как умер Андрей, я не взяла в рот ни капли спиртного. Это психологический барьер, который огромной стеной стоит передо мной. И он мне даже на пользу.
— По одному бокалу можно.
— И с каких пор ты позволяешь себе бокал вина?
— С тобой и не на такое пойдешь. — Она забирается и усаживается на кухонный островок. — Ты даже не представляешь, что я пережила, пока ты была в коме. Маме твоей сказать я не могла. Она бы это точно не выдержала. — Она делает глоток вина. — Алекс, постарайся жить, пожалуйста. Если не ради себя, то ради нее… Черт, она не заслуживает того, чтоб ее обманывали. А мы с тобой соврали. Я соврала. Потому что боялась за нее, боялась за тебя. Вдруг с тобой случилось бы худшее. Как бы я тогда смотрела в глаза твоей матери? Как подумаю, дрожь по всему телу. — Она передергивает плечи и, сделав еще два больших глотка, опустошает бокал.
Я понимаю её. Правда, понимаю. Ей пришлось нелегко справляться со всем случившимся одной. Ну ладно, не одной, а с ее ненаглядным Женечкой. Но всё равно — без возможности рассказать, поделиться с горем с родным человеком, с родной сестрой.