Только вот почему порой я просыпаюсь среди глубокой ночи в слезах и не могу остановить рвущийся из глубинных недр моей сущности потоп, бессмысленный и нескончаемый, разрывающий нутро? А днем со мной всё хорошо, и этой боли я не ощущаю…
Когда мы приближаемся уже к четвертому бутику, к отделу нижнего белья, в глаза бросается черный кружевной набор, копия моего. Черт! Именно это слово мне захотелось крикнуть на весь этаж. Злой рок испытывает мое терпение. Если бы знала, не сунулась бы сюда, обошла бы в радиусе ста метров. Зачем? Зачем всё вокруг так старается напоминать мне обо всём, что с ним связано. Это нечестно. Жизнь, ты играешь не по правилам. Я давно закрыла эту страницу, мне должно быть абсолютно всё равно.
— Ты что там стоишь? Не хочешь присмотреть себе что-нибудь? — удивленно смотрит на меня, застывшую на входе. Я и не заметила, как остановилась у стеклянной витрины перед манекеном с "моим" кружевным бельем.
— Нет, у меня всё есть, — раздраженно отзываюсь я. — Еще одно мне ни к чему. Но тебе, если хочешь, давай подберем.
— По правде говоря, я привела тебя сюда не за тем, чтобы выбрать мне белье.
— Интересно, зачем тогда мы здесь?
— Ты будешь здесь работать.
— Что?
У меня чуть челюсть не отвисла от услышанного.
— Да, тут работает моя знакомая, и я ее попросила устроить тебя продавцом-консультантом на месяц.
— Скажи, что это шутка, — мрачно говорю я.
— Я не шучу, тебе нужна смена обстановки.
— Но не такая же кардинальная, Лен. Я не стану здесь работать.
— Еще как станешь. Иначе сегодня же возвращаешься домой, тебе ясно?
— Ты меня вконец добить хочешь?
— Алекс, ты и так отказалась от реабилитации, — с горькой досадой произносит она. — Заставить тебя я не могу… Месяц, Алекс, всего-навсего один месяц.
— Допустим, а что потом?
— Вернешься домой.
— То есть мне в любом случае придется вернуться? Ну уж нет, Лен, и работать здесь ты меня всё равно не заставишь.
— Тогда остается один выход — билет на самолет и вперед домой, — твердо и безапелляционно.
— Лен, это жестоко.
— А с тобой иначе никак. Посмотри на себя. Как завядший цветок. Сама себя не польешь, вот и приходится помогать. Поливать, так сказать, прям в корень, чтоб без колебаний встала и расправилась пуще прежнего.
— Я не цветок, Лен. Я человек. И я чувствую, что еще чуть-чуть и сорвусь, — надтреснутым голосом бросаю я ей в лицо. — Меня доконала эта чертова никчемная жизнь. Я не хочу, понимаешь? Я ничего не хочу, и знаешь, как это пугает?! Ты думаешь, ты одна всё понимаешь и во всём разбираешься? Нет, Лен! Мне больно и одновременно всё равно, я напугана и в то же время мне плевать на всё! Знаешь, что пугает больше всего? Мысль, что мне больше нет смысла жить. Я не хочу жить. Ты это понимаешь?! — я перехожу на глухой крик, переходящий в истеричный плач. И рядом стоящие смотрят на меня, как на сумасшедшую. Может, так оно и есть, и я сошла с ума. Или это сказываются последствия травмы. Проклятый посттравматический стресс, будь он неладен!