Внимательно слушая всё это, я стала ощущать, как во мне постепенно поднимаются отголоски воспоминаний. Теперь мне было совершенно точно ясно, что мужчина безжалостно решающий мою судьбу не кто иной, как император Валлиса, одного из двух самых могущественных государств. А тот, кому он меня сватал — его двоюродный брат герцог Шатерри, которого я ужасно боялась, но вот почему пока вспомнить не могла.
Император Валлиса смотрел на мою скрюченную фигуру с жалостью, но она была направлена не на меня, а на то, что он навсегда потерял такую некогда ценную фигуру с шахматной доски. Да, сомнений в его хладнокровии у меня не было.
Однако та я, из воспоминаний всё ещё глупо на что-то надеясь, принялась молить о снисхождении:
— Меня нельзя отдавать Вилэйту Шатерри, ведь Рихард был его другом, очень близким другом! Герцог не простит мне его смерть и заставит сожалеть о содеянном каждый день моего существования! — я из прошлого тяну хрупкие руки к мужчине, наделённому слишком большой властью, смотрю в его голубые глаза с невиданной преданностью, а затем пылко произношу: — Разве малым я пожертвовала ради тебя? Ради твоей Империи? Разве моя помощь настолько незначительна, что ты не проявишь ко мне милость? Отошли меня! Изгони! Но не отдавай в полное распоряжение этому озлобленному мужчине! Без магии я и так будто лишилась всех своих чувств и стала калекой! Прошу тебя, Альберт, не заставляй выходить за него, тем более на таких условиях… — Я стою на коленях, рыдаю и всё это не похоже на игру. Уготовленная участь заставляет меня трястись от ужаса.
Император не спеша приближается ко мне и замирает в полушаге от своей скулящей собачонки — почему-то наблюдать эту картину мне было не по себе, словно ну не могла я вот так опуститься, и поэтому, видя чужие унижения, чувствовала ещё больший стыд…
Мужчина позволил ухватиться за край своего сюртука, а после предстал передо мной настоящим чудовищем.
Резкий удар ногой в живот стал ответом на мольбы — ужасаясь такой низости императора, я непроизвольно ахнула вместе со своей тенью из прошлого, скрутившейся в комок от боли. Но жесткость на этом не закончилась. Левой рукой озлобленный мужчина вцепился в мои волосы, а правой отвесил сильную пощечину. Голову мотнуло, по кабинету разнёсся тихий вскрик, но я почему-то не подумала хоть как-то сопротивляться.
Разбитая губа и тихий вой не смилостивили императора, и он гневно заорал прямо в моё притянутое ближе лицо:
— Не смей мне тыкать и тем более звать по имени, дрянь! Теперь ты падшая, проклятая! От тебя отреклась семья, и даже Дома теперь у тебя нет! Ты должна ползая ниц, благодарить меня за то, что я устроил тебе этот брак! Иначе ты бы так легко не отделалась!