– Всё, бабушка! – хором ответили близнецы
– Собирайтесь, полночь скоро!
Лада и Любим быстро поднялись, припасы в котомку сложили, которые им Потапиха дала.
– Вот вам моя куколка, она вас до старшей сестрицы доведёт.
Куколка была совсем не такая, как прежде: тяжёлая, головастая, рот большой с зубами – не играть с ней, а детишек пугать.
– За пазуху сунь её и слушай: куда толкнётся, туда и идите. Как разрыв-траву найдёте, скажи ей: куколка, веди! Только помни, девонька: она всегда должна быть сытой, иначе тебя есть начнёт, дыру до сердца прогрызёт и съест. Так-то! Запомнила?
– Запомнила, – дрожащими губами прошептала Лада.
– Ну, то-то! А сарафан береги, он волшебный: ежели тебе какой парень приглянется, надень для него сарафан, он тебя увидит и пойдёт за тобой, куда захочешь, а там уж дело за тобой, красавица! – улыбнулась Потапиха.
– Какой там ещё парень! – ядовито сказал Любим. – Ей не до них.
– А ты, пустомеля, молчи! – бабка стукнула его по затылку и вручила тяжёлую косу. – Тебе косой махать, силы береги!
Лада хихикнула.
– Впервой, что ли! – небрежно отмахнулся парень. – Сдюжу как-нибудь! Пошли, Елена Прекрасная, – съязвил.
– Ну, бог в помочь вам, деточки! – Потапиха проводила их до крыльца, махнула вслед рукой и…растаяла.
– Чур меня, – прошептал Любим. – Связались мы, сестра, с нечистой силой, как бы самим не пропасть… Где ж пустырь?
– Да вот он, братик, прямо перед тобой.
И то верно: прямо перед ними расстилалась заброшенная, густо поросшая травой пустошь. В полной тьме стояли ребята, а поодаль и вокруг блуждали синие огоньки. Дрожь пробрала их до самых костей.
– Смотри, братик, луна взошла, – тихо сказала Лада. – Пора!
Она взяла у брата котомку, а он половчее перехватил косу и размахнулся.
– Эх, раззудись плечо, размахнись рука! – громко сказал, чтоб себя приободрить, и начал косить.
Только махнул косой, как со всех сторон послышался страшный хохот, от которого у ребят кровь в жилах заледенела. Стиснул зубы Любим и продолжил косить, только с каждым взмахом коса всё тяжелей и тяжелей становилась, как будто её тянул кто-то, не давал замахнуться. Вот уж и руки из земли показались, что косу хватали, вроде и человеческие, но с такими длинными чёрными когтями, каких у людей и не бывает. Машет парень косой, а хохот и визг всё страшней и ближе, огоньки мечутся, как потерянные души, круг вокруг ребят сужается, душа в пятки уходит, но Любим не отступает: челюсти сжал, желваки на скулах бегают, на руках бугры вздуваются, косит и косит как заведённый. Лада от брата ни на шаг: глаза горят, за косой следит, боится пропустить, как железо об траву ломаться будет. Долго они косили, как будто целую вечность, но вот взвизгнула литовка, словно на преграду напоролась, звякнула и сломалась. Взвыли голоса вокруг, захохотали, залаяли, огоньки в сплошное кольцо слились, на ребят надвигаются, но Лада, как коршун, кинулась в траву, в охапку её сгребла, к брату обернулась: