Мальчик остановил все, накрыв в том числе небольшое пространство позади себя, невидимым куполом. Даже распространение звуков, поступающих извне, здесь остановилось. Если бы только он понимал, что делает. Если бы только знал, что этот купол не накрыл той же безмятежностью его родных, то возможно смог бы услышать умоляющие крики о помощи Луки. Брат кричал, извиваясь над землёй в руке Тераса, которая чуть ранее, одним движением убила обоих взрослых. Одним движением когтя он вспорол родителям горло, обнажая кости, которые сразу же скрылись под потоком хлынувшей багровой крови. Луку монстр оставил в качестве десерта для поглашения ужаса и боли мальчика. Не то чтобы Терасы действительно питались отрицательными чувствами своих жертв. Скорее это было чем-то, что доставляло им моральное удовольствие, пусть они уже и не были в определённом смысле людьми.
Луку спас отряд Экстрадиусов, что гнался за Терасом от бреши в Северной части купола. Бадди же заметил происходящее лишь когда решил, что побыл в одиночестве достаточно долго. Он встал, осторожно поднимаясь с оврага, но обернувшись, вновь опустился на землю, потому что ноги его резко подкосились от увиденного. То место, где ещё недавно сидела на траве его семья, было залито чем-то тёмным и вязким. Двухметровый монстр с чёрным вынутым черепом, облачённым в панцирь, какие носили ракообразные, лежал сейчас бездыханно на земле. Из его груди торчал огромный костяной коготь, а рядом с телом лежала отрубленная по локоть рука с длинными уродливыми пальцами. Из кисти той руки, над пальцами, торчало надломанное костяное основание. Такое же по цвету и материи, как торчало из тела чудовища. Экстрадиусы убили монстра его же собственным оружием.
Опомнившись, Бадди побежал к месту происшествия, чтобы рассмотреть всё поближе. Пока мальчик бежал, он силился закричать, но пересохшее от волнения горло подводило. Звал каждого члена семьи по именам, но ответа не было. Чем ближе он приближался к той лужайке, тем отчётливее видел нечто, лежащее позади чудовища, но всё ещё не подлежащее идентификации с такого расстояния. Ещё пара метров и он смог различить мамины туфли и замер, активно моргая. Делал этот так часто, словно пытался смахнуть только что увиденное. Отвергал саму возможность произошедшего.
В момент, когда он с криком бросился к трупу матери, его объяла сзади пара чьих-то сильных рук. Неизвестный прижимал его к себе, воркуя мягким голосом, пытаясь успокоить, утешить. Но разве он не понимал, что невозможно успокоить того, кто видит труп своей матери? Быть может, он хотел сбить его с толку, надеясь, что пока мальчик испытывает только шок? Жаль, что даже исходя из лучших побуждений сейчас, он ошибался: сердце в груди Бадди уже рвалось на мелкие куски, нерв за нервом. Слёзы крупным тяжёлым градом хлынули из его глаз, а губы дрожали, пытаясь сдержать истошный вопль засевший, как бомба с отложенным таймером, в груди. Он вскинул руки, пытаясь отчаянно дотянуться до матери, желая к ней прикоснуться. Не веря, что она мертва. Он словно верил, что его прикосновение к ней способно всё исправить. Починить то, что было теперь навсегда сломано, как был сломан он сам.