Однажды я ходила в церковь просто так. Потому что было Рождество. И мне было прикольно ничего не знать. И тихие церковные служительницы шептали мне надеть шапку, пойти из мужской части в женскую, указывали ту икону, что мне надо. А я любила смотреть на одну икону с изображением Христа. Все это мне так понравилось, что я решила придти на следующий день. Когда я приблизилась к наружным воротам, то увидела Александра, выходящего из церкви с красивой высокой русской женщиной. У нее по обыкновению был платок, а на руках маленький ребенок. Инстинктивно я решила повернуться и озираться по сторонам, и действительно сразу же отвлекалась на звуки елки, стоящей во дворе. Гирлянды пели: Динь-динь-динь, дон-дон-дон! Вот эта смесь православной, католической церкви и буддизма! Как только я так подумала, кто-то поднял меня и, закружив, опустил на землю: «Мурка! Как я рад тебя видеть!» У меня дух перехватило от неожиданности, и я затараторила: «Александр! Сколько лет, сколько зим!»
Он помахал своим, чтоб они ждали его в машине. Женщина сразу удалилась. Мы, перебивая друг друга, чуть поговорили о том, о сем. Он выглядел очень хорошо, как рождественское утро. Я ткнула его в бок и сказала в шутку: «Кстати, я как раз ищу работу. Как там ваша вакансия?» Он перестал смеяться, улыбнулся и посмотрел мне прямо в глаза, как какой-нибудь священник из фильма, чуть нахмурился. Я чувствовала себя с ним в тот момент, как какая-нибудь диснеевская лань в объятиях лесного царственного оленя. Он засмеялся про себя и посмотрел в сторону улицы. Я сказала: «Аа. Понятно. Я пролетаю. Я пошутила. Так что за работа все-таки? Так, интересно».
Стоял очень солнечный ясный морозный день. Александр очень серьезно ответил: «Мой личный секретарь. У нас с братьями бизнес, содержание девушек. Нет, это чистая правда, у тебя был бы собственный кабинет, а там табличка: Мурка – личный секретарь А.А.А., а также личный талисман. Нет, не смейся». Я пожурила его: «Значит, я была как бы сутенером. А что? Мне нравится. Но я так поняла, место уже занято». Он вдруг внезапно взял меня за руки и, торопясь, заговорил: «Нет-нет, это плохая работа для тебя. Год назад я был совершенно другим человеком… Я завязываю, сворачиваю бизнес. Я почти все продал. Часть доходов оставляю семье. Мне нужны деньги для клонирования. На днях я уезжаю из Республики, возможно, надолго». У меня сразу потекли слезы, очень сильно и без звука, мне ничего не хотелось говорить. Он вытирал мои слезы руками и говорил: «Не плачь, холодно же, заболеешь. Что с тобой? Понимаешь, у меня есть клеточный материал брата. Я уже все обговорил. Мне надо только приехать к ним в лабораторию с клетками моего брата. У меня осталось не так уж много времени. Доктора не знают точно. Но сейчас я тут, а завтра в ящике». Слезы полились из меня с удвоенной силой. Он обнял меня: «Никто не будет заниматься этим делом. Все считают, что я одержим бредовыми идеями. Они попытаются остановить меня. Любыми способами. Но меня уже ничто не остановит. Просто они не верят. Не верят. Ты только веришь. И я. Не плачь, не плачь. Знаешь, мой брат умирал у меня на руках. И ему было очень страшно, он плакал, он умолял меня помочь ему. И все эти годы после того, как он погиб, он мне снится и просит о помощи. Он не хотел умирать, понимаешь. Он так мало жил. Ему было всего 26.» Я сквозь слезы перебила его: «А тебе всего 31. Я думала, тебе нужны его стволовые клетки, чтобы вылечиться от рака». Он засмеялся: «Нет! Ты бы никогда так не подумала. Дорогой мой талисман, пожелай мне удачи!»