Он запрокидывает голову и смеется.
— Ты правда думаешь, что я позволю тебе сбежать?
Она краснеет и отворачивается, устыдившись того, насколько прозрачны ее замыслы.
— Я просто пытаюсь освободить вашу невесту. Почему бы не подкупить стражников, чтобы ее выпустили? Скажите им, что она жива и может идти на все четыре стороны. Они верны вам?
Обдумав ее слова, он кивает.
— Да. Я куплю их преданность. Мэй-шен выпьет зелье завтра вечером — перед свадьбой. Я отправлюсь в Гуиншао и подожду ее там.
— Нет. Вы должны остаться на ее похороны. Иначе отец заподозрит, что это ваших рук дело. Ей нужно ехать одной. Вы сможете присоединиться к ней позже.
— А-а, ну конечно. Нечто подобное я и задумал. — Он улыбается, блеснув белыми, не испорченными сладким зубами.
— Ей все равно нужен плащ, — медленно произносит Им. — Девушка из знатной семьи изнежена. Не хочу быть виноватой, если она подхватит лихорадку от этой сырости.
— Считаешь меня глупцом, ведьма? Я обо всем позабочусь.
Она пожимает плечами, смотрит в окно.
— Да, Ваша Светлость. — Ее голос звенит от гнева.
— Тебе понравится жить в деревне. Сможешь спать под открытым небом, если захочешь.
Мелкие камешки скрипят под его каблуками, когда он уходит. Дверь захлопывается у него за спиной.
— Гад! — кричит ведьма, возвращаясь к одру. Она кашляет и плюется, представляя, что слюна летит на его сапоги. Загребает из ведра стеклянные осколки и давит их в пыль. Выглядывает из зарешеченных окон, смотрит на крыши, холмы и алеющие вдали сады императора. Им помнит время, когда носилась по улицам босиком, вольная как ветер. Теперь она может сбежать, но где окажется без денег? Снова на улице, конечно. Может, если уехать из провинции… но нет, без денег она будет никем — куда бы ни занесла ее жизнь. Потаскухой, как он сказал. Голодной, больной и несчастной.
Она идет вдоль стены, ведя пальцем по трещинке в камне. На площади дети смеются, вдыхая вечернее благоухание цветов. Уличный музыкант перебирает шелковые струны лютни. Мысли Им мчатся по кругу, завиваясь, как пряди волос вокруг стеклянного шарика. Жизнь в подвале лучше голодной смерти. Если бы у нее только были деньги…
Опускаются сумерки, музыкант прекращает играть, дети разбегаются по домам. Где-то неподалеку поют сверчки. Им останавливается и, не отрывая руки от стены, хохочет, пока горло не начинает болеть. Здесь ей никто не указ. Никто. Наступает ночь, но она раскладывает стеклянные шарики и смешивает новую порцию клея, пока тьма не становится настолько густой, что не по глазам даже ведьме.
* * *
На следующий вечер слуги приносят девушку. Она лежит на дорогой погребальной доске с узором из птиц. Им поднимает легкую красную вуаль с девичьего лица и откладывает ее в сторону. Мэй-шен кажется мертвой, кожа ее бледна, как клей. Рубиновые сережки оттягивают мочки ушей, указывая на ее богатство и положение. Две тоненькие косички бегут вдоль висков и перекрещиваются на груди, остальные волосы рекой омывают бедра. Руки в перчатках сложены на алом брачном платке. У нее на ногах свадебные тканевые туфельки, теплые носки и гетры. Им измеряет волосы девушки. Семь ладоней. Они и правда хороши. Но ведьма не готова — пока еще нет.