Девушка ежится.
— Холодно, — жалуется она.
— Так надо. Иначе клей высохнет слишком быстро, — говорит ведьма, закручивая спираль вокруг девичьей шеи.
— У тебя есть тапочки? Кажется, мои слетели по дороге. Ох, конечно, у тебя их нет. Пожалуйста, закрой мне лодыжки. Я не хочу, чтобы и ты их видела.
Им фыркает.
— Лежи тихо. Притворись мертвой.
Девушка чихает. Им смывает с перчаток клей и трясет руками, чтобы смахнуть капли. Затем зачерпывает стекло. Она работает быстро — пальцы, как кисти каллиграфа, рисуют линии у висков — длинные волны, увенчанные морской пеной. Она красит брови девушки, превращая их в кремово-белые лепестки весенних цветов.
Мэй-шен бессмысленно смотрит в потолок, приколотая к доске, будто бабочка. Наконец она говорит:
— Дзян Кай-ху — добрый и богатый. Он позаботится обо мне. Будет любить даже без волос. Они отрастут, а до того я буду покрывать голову шарфом. Отдашь мне свой? Даже у такой, как ты, он должен быть — у каждой женщины.
Им выкладывает семь шариков у висков девушки и закручивает пряди, превращая их в раковины вокруг жемчужин.
— Думаешь, он тебя любит?
— Это ясно по его делам, — говорит Мэй-шен, и голос ее звучит повелительно. — В тайне ото всех он посылает мне нефритовые браслеты и чужеземные сладости. А еще пишет стихи красными чернилами.
— И ты любишь его так же сильно, как он тебя.
— Да, — беззаботно отвечает девушка. — Кай-ху не трясется, как его старик-отец. Он высокий и красивый.
— Похоже, плотская любовь — предел твоих мечтаний, — говорит ведьма, отодвигая ведро. Мэй-шен вздрагивает от скрежета.
— Мне правда холодно, — жалуется она. — Можешь убрать гвозди, чтобы я вытянула ноги? Или помассируй их.
— Нет. Клей должен высохнуть. Теперь надо ждать. — Им смеется, медленно и хрипло, в ее голосе слышится ликование.
Девушка ежится, хмурится, но молчит.
Ведьма замирает у стола, поглаживая отрезанные пряди. В углу подвала капает вода. Вечер — любимое время Им. Торговцы на площади в последний раз нахваливают свой товар, благовонный дым плывет из богатых домов. Мэй-шен начинает говорить, но ведьма обрывает ее.
Когда ночь сгущается настолько, что лишь немногие могут что-то увидеть, Им говорит:
— Пора. Клей высох.
На самом деле он застыл давным-давно.
— И что теперь? — спрашивает девушка.
— Теперь всё, — говорит Им. Снимает фартук и повязывает алый платок поверх грязного серого платья. Засовывает ноги в разрезанные туфельки. Да, если ступать осторожно, их хватит надолго. Она подносит отрезанные пряди к голове, приглаживает и закрепляет их с помощью косичек. Покрывает лицо тонкой вуалью — плохая защита, но пока довольно и этого — она ведь не заблудится во тьме. Им сбрасывает грубые кожаные перчатки и натягивает другие — из мягкого красного шелка.