– Ну, что я говорила! – воскликнула Агиля улыбаясь.
– Замолчи! – отрезала Валя и продолжала дальше: – к полудню она окончательно убедила себя в том, что это ей все привиделось. В три часа дня, Клавдии Евгеньевне, надо было сходить к местной портнихе тетке Даше. Идти не хотелось из-за головной боли, но в последний момент передумала: представила себя в новом платье… Как она идет с Романом Глебовичем вдоль по деревенской улице в клуб на танцы. И все, с завистью, на них глазеют. Портниха шила на дому. Сейчас, кстати, семейное дело продолжает ее дочь, теть Валя. Вся деревня у них одевалась раньше, теперь всего полно в магазинах, тетя Валя шьет «эксклюзивные» наряды к праздникам или перешивает старые вещи. Поговорив о пустяках, тетка Дарья отправилась на кухню заваривать чай. Клавдия Евгеньевна осталась в комнате одна вместе с ворохом недошитых вещей и попугаем. Зеленый волнистый попугайчик не сидел в клетке, а порхал себе по комнате или тараторил весь день перед большим напольным зеркалом. В клетке он только спал ночью. Часто, он доверчиво садился на плечо или на голову клиентам. Художница об этом знала, но ни разу не видела. Вот и сейчас он взлетел, сел ей на плечо и завел свои бесконечные переливчатые трели. Однако, на этот раз в них было что-то новое. Девушка явственно расслышала голос своей покойной бабушки… Слова произносились так быстро, что она никак не могла вникнуть в их суть.. И, наконец, разобрала: «Клава, Клава, Роман нет, Роман нет…» Затем вновь, что-то быстрое и неразборчивое, и снова: «Роман нет… Роман нет». Вроде азбуки Морзе. Вся глубинная суть этих слов на этот раз не только сразу дошла до нее, но и придавила своей тяжестью к стулу. В комнату, улыбаясь, вошла Дарья, с чашками и чайником в руках и прикрикнула на попугайчика: «Карлуша, пошел вон!». Он, мгновенно, слетел с плеча Клавдии Евгеньевны к зеркалу, нахохлился и через минуту, вновь, стал певуче тараторить своему отражению. В тот момент, в девушке, что-то надломилось. Ей хотелось встать и уйти. И.. не могла этого сделать…
Она не отрывала взгляда от Карлуши, а он бегал по полу перед зеркалом и верещал. И не было ему до нее никакого дела. Тогда она спросила хозяйку:
– «А разве попугай у тебя говорящий?». Раньше ее это как-то не интересовало.
– «Да, говорит, иногда» – небрежно бросила портниха, разливая по чашкам ароматный напиток, собираясь продолжить начатый до этого разговор. Клавдия Евгеньевна что-то отвечала невпопад, без всякого интереса мерила платье, не понимая, что же она делает… Мысли ее были далеко… Уныло брела по лужам и по сырой дороге домой. Потом разрыдалась, возле окна, в котором ночью увидела свою бабушку. Наверное, она проплакала несколько часов, потому что не заметила, как на деревню взошли сумерки, а в окнах загорелись огни… Окончание истории было стремительным. Художница, разом, прекратила все отношения с физруком. А вскоре, он попал под суд – за избиение недотепы директора. Бедолага провел на больничной койке больше полгода.