– А, ногу поранил, с каждым днем все хуже. Говорят, ремесленники многое умеют. Погляди, полечи – это прозвучало больше как приказ, чем как просьба.
Другой человек сразу бы заметил крайне напряженный скептицизм во взгляде старика даже из-под темного капюшона. Другой человек наверняка знал, что услуги ремесленника недоступны обычным крестьянам, да и далеко не всем зажиточным. Но это был Влад, он был так уверен в себе в последние дни, как не был уверен ни один когда-либо живущий великий князь. Особенно в таких то богатых сапогах.
Старик вздохнул.
– Хорошо, – сказал он, затем развернулся к повозке и, подойдя к ней, аккуратно провел своей механической ладонью замысловатую траекторию по корпусу телеги-гроба.
Внутри гроба начали раздаваться громкие и четкие щелчки, металл о металл. Никакого скрежета не было, лишь слышалось равномерное постукивание шестеренок, больших и маленьких.
Народ резко отпрянул еще дальше от телеги, послышался боязливый шепот. А гроб начал двигаться. Там, где дерево было будто монолитным, части стали раздвигаться в стороны, менять углы и снова двигаться. Часть боковой поверхности стала полувальмовой крышей, из недр появился шатер из плотной, раскрашенной в яркие синие и красные цвета, ткани. Часть гроба превратилась в стойки для изделий, которые были уже заполнены различными причудливыми произведениями мастера. А часть стала небольшим горном, что был виден снаружи. Теперь, если взглянуть издалека, то вся конструкция была похожа на небольшую мастерскую кузнеца, совмещенную с его домом и лавкой, где продаются его изделия. Но вблизи были видны блестящие, промасленные шестерни механизмов, которые соединяли составные части кузницы, находясь в изгибах, и самого дома, и горна. Вращались, постепенно раздувая меха горна, издавая страшный для жителей деревни, но такой приятный для ремесленника размеренный стук. А из дверного проема исходил яркий свет, столь необходимый для работы мастера. Старик, усмехнувшись реакции людей, простер руку в сторону входа.
– Прошу, – обратился он к Богдану.
Кузница дышала, впуская в меха холодный ночной воздух, который вспыхивал алым пламенем, теряясь между углей, что остыли за несколько дней. Они снова оживали, постепенно начиная излучать горячий свет, готовясь помогать мастеру в создании очередного его шедевра. Звук гладких и блестящих вращающихся шестерен, низкое и глубокое дыхание мехов, успокаивающий жар горна – все, что нужно ремесленнику для счастливой жизни.
Богдан несколько секунд неуверенно смотрел на сияющий вход, но затем, вспомнив, что за ним следят его соседи, решил, что не может показаться в их глазах трусом, и вошел внутрь.