Огромной печати, если быть точной, ведь она занимала все пространство освобожденной от мебели комнаты. По периметру рисунка стояли чёрные свечи, были разложены пучки свежих и сушёных трав, веточки деревьев и чьи-то волосы. Рыжие. Лиса понадеялась, что это мех зверя Ристарха.
– А его светлость не придёт? – в комнату спустя пару минут вошёл целитель, тянущий за собой не привычный саквояж, а большой чемодан на колесиках и с выдвижной ручкой.
Лиса вопросительно воззрилась на сумку, которую мужчина вряд ли мог поднять самостоятельно.
– Это на всякий случай. Прихватил с собой все: от хирургических пил до трав от расстройства кишечника, – любовно похлопал он по выпирающей стенке чемодана.
Лиса оторопело хлопала глазами, пока не услышала смех Лиерса, а потом и сама рассмеялась.
– Расстройство кишечника – это самое опасное, что нам может грозить, – сквозь смех проговорил лис, а Ниом покраснел.
Напряжение перед ритуалом слегка улеглось, перестав давить на нервы и предвещать сокрушительный смертельный провал.
Ристарх с Ниомом ещё некоторое время готовили ритуал: проверяли комнату, сверяли печать с оригинальным чертежом, обсуждали нюансы.
– Пойдём, Лиса, пора, – оборотень помог дочери спуститься с подоконника, с которого она наблюдала за ними, и провел её на дальний луч шестиконечной звезды печати. – Север – твой. Я займу юг. Если бы в семье были другие члены, то они тоже бы заняли свои места. Но пока у меня есть лишь ты. И я надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь принять меня, как отца.
Лиса не знала, что ответить, по сути, чужому пока ей оборотню. Мужчина опередил её, ободряюще сжав ладонь.
– Я буду рядом.
– Леди Лиса, – позвал её Ниом. – Если что-то пойдёт не так, дайте мне знать. Я прерву ритуал, и мы лучше попробуем ещё раз.
Лисица кивнула, принимая их слова.
«Терпеть и не сдаваться», – прикрывая глаза, подумала она, когда одновременно зажглись все свечи, – «Ритуал начался. Пути назад нет».
Огонь вспыхнул, окружная стеной печать и находившихся в ней оборотней, когда сорвались первые с уст Ристарха. Рычащие звуки сменялись шипящими, погружая всех в гипнотическую какофонию. Комната наполнялась жаром, просачивающимся в сознание Лисы.
Чем больше и громче говорил мужчина, тем больнее становилось девушке. Как от звука к слову быстрее закручивалась энергия в печати, так от легкого покалывания боль нарастала до чистой агонии.
Лиса морально готовилась к боли, ведь Лиерс предупреждал её об этих возможных последствиях ритуала. Только никак не ожидала, что в реальности будет так невыносимо тяжело и страшно: кости не просто ломило, их корежило и выворачивало с ужасающим слух хрустом. Мышцы рвало и, как будто, переставляло в другое место. Вены, жилы, капилляры – всё лопалось, заставляя кровавые слезы течь по дрожащим в судороге щекам. Алая вязкая жидкость струилась из ушей, носа, рта, не давая дышать.