Но я хотел большего. Я хотел иначе. Я знаю, как создать, соединить…
Но может, я просто перепил с Ваалем на поминках?
На свадьбу я создал для Эммы прекрасное ожерелье из бабочек, которые кружились вокруг сначала как вуаль-фата, а потом садились драгоценностями на грудь, платье, волосы. Все просто плакали от подобной красоты.
Анита ткнула меня в бок после церемонии
–Ты, братец, создал новую свадебную моду.
Тогда я напился. Не сразу, нет. Не в первую брачную ночь, и не во вторую. И даже не в третью. Нет, я напился в своей мастерской после того, как мне принесли десятый заказ на этих чертовых свадебных бабочек! Сам придумал, сам и делай, да. Радуй остальных, мастер! Кстати, Эмма тоже их любила и очень гордилась. Особенно в восторге она была от того, что я был богатым, но не старым дедом, как большинство Гончаров.
Ах да, когда родились двойняшки Стар и Тася, он попросила им создать светящихся бабочек – потому что дети боялись спать в темноте. Мило было до оскомины. Надо ли говорить, что это были не последние детские игрушки, которые я делал? Некоторые рассказывали сказки на ночь.
Я терпел: всем же было хорошо. И только все чаще листал старые фолианты в библиотеке.
Сорвался я в тот день, когда ко мне пришел Вааль. В мастерскую. Он выглядел уже матерым стариком, с которым не хочется спорить, а то тростью зашибет.
– Ты, наверно, уже и не ждал, но вот тебе бумага, Левский
– Что это? – я покосился на свиток в его руках. Тот лишь кивнул: мол, принимай. Я развернул сертификат.
– Ранг «С»? – мне присвоен ранг С? Все? За все годы?
– Из уважения к твоему мастерству. Левский, не понимаешь? Да они завидуют тебе – все! Ты самый успешный Гончар! Потому что никто никогда не делал эти миниатюры и не делает! Я, я спалил свою жизнь ради мира в стране и толку? Да лучше бы провел больше времени с семьей… но ты знаешь, как манит глина.
Он замолчал. Я знал, что Таале Вааль, сын офицера и свидетель пожарищ Фариона готов творить все, что угодно, чтобы сохранить мир в стране. Юношеский максимализм, ха. Но я также знал, что он, как и я, жить не мог без погружения, без манящей магии сотворения нового. Нам было уже все равно, сколько времени горело ради наших керамик. Лишь бы творить.
– Живи, Левский. Делай бабочек. Девочки от них счастливы. Мне даже моя сестра…, – он замялся, – Моя старшая, понимаешь, Левский, старшая сестра! Эта милашка, черт, даже она говорит, чтобы лучше я бабочек делал вместо своих орлов! Потому что сейчас я выгляжу как ее папа! И ради чего? Ради мира?
Он в сердцах хлопнул дверью.