А мне вдруг становится страшно, потому что я не привыкла, чтобы что-то находило отклик в моей душе.
– А-ага, спасибо! – я заставляю себя улыбнуться и точно знаю, что фальши Вася не заметил, потому что её и не было. Впервые, кажется.
Стою под навесом пока пустой конюшни и как никогда жалею об отсутствии часов. Из дома Зверевых я вышла без десяти шесть и понятия не имею, сколько ждать домового, и придёт ли он вообще.
Чем дольше жду, тем больше беспокоюсь.
Передо мной стеной льёт дождь, сливающийся в сплошной шелест. Рядом со мной протекает крыша.
Кап. Кап. Кап…
С крохотных веточек берёзки, залезающих под навес, тоже на пол тихо и равномерно кап-кап-кап… Я лишь сильнее натягиваю на голову капюшон плаща и смотрю прямо себе под ноги. Сквозь пол проросли цветочки, и мой взгляд цепляется за жухлые травинки. Кажется, клевер.
Сейчас октябрь, листьев на деревьях почти не осталось, зато ими усеяно всё под ногами.
– Прости, опоздал! – Кузька-Кусака появляется прямо позади меня, и о неожиданности я роняю листик, который до этого рассматривала. Что-то среднее между клёном и берёзой, что-то, мне неизвестное. Может, какое-нибудь колдовское дерево? – Но зато у меня есть важные новости.
– Я… Сколько времени и почему так долго? – мгновенно спрашиваю я, засунув два вопроса в один.
– Шесть ноль три, и разница какая? – недовольно откликается домовой в тон мне.
– Никакая, – соглашаюсь я и напоминаю ему: – Что ты знаешь? Зачем надо было идти сюда? Почему дома не поговорить? Прослушиваю что ли?
Про последнее я шучу, но Кузька-Кусака внезапно становиться более серьёзным и, подняв вверх указательный палец, говорит:
– Я точно не знаю, но одно время Они следили за домом.
– Кто «Они»?
– Понятия не имею, – отмахивается домовой, – не о них речь. Это не их символ, это символ других, хороших. Кажется…
– Кажется? – это слово цепляет меня больше всего. И удивляет: то есть домовой не знает, о ком говорит? Ну, ладно, потом разберусь с этим вопросом.
– Да, потому что наверняка могут я знать, только если сам один из них. А я не один из них! – мне кажется, или в голосе домовёнка звучит обида? Тем временем Кузька-Кусака продолжает: – Яна мне о них рассказала, она одной из них была. И Сева потом стал…
– Кто такие Яна и Сева? – спрашиваю я, перебив домового.
– Погоди, всё узнаешь, но не перебивай! – ворчливо отзывается мой собеседник, однако я думаю, что недовольство здесь показное.
– Молчу, – вопреки тому, что говорю, обещаю домовому.
– Хорошо, и молчи. Так вот, а продолжаю я, пообещай только, что никому не перескажешь разговор наш. А если кто-то затронет эту тему, сделаешь вид, что не знаешь ничего ты! – вот теперь я не сомневаюсь в серьёзности Кузи, поэтому лишь покорно киваю.