Старик опустил глаза и очень тихо произнес:
– Я до сих пор не понимаю, как так получилось. Он умер на месте. У меня опустились руки, тот человек убежал и у меня не было сил преследовать его.
Я смотрел на хозяина дома и пытался понять какие чувства он испытывает. Боль? Обида? Несправедливость? Я тихо спросил:
– Но ведь его поймали? Щукина?
Старик не поднимал глаз:
– Да, поймали. Ребята из моей группы все-таки догнали его. У него выявили психическое расстройство, он сознался во всех четырех убийствах, но мотивы свои объяснить так и не смог. Дело было закрыто.
Николай Николаевич снова замолчал. Я решил помочь ему закончить:
– Вас осудили и посадили на три года, верно?
Он медленно кивнул головой и только тогда поднял глаза. Там блестели слезы, но он их абсолютно не стыдился.
– Что-то еще нужно? – резко спросил Николай Николаевич.
Я ткнул пальцем в девушку на фотографии.
– Это ваша девушка?
Старик нахмурился и внезапно охрипшим голосом ответил:
– Это не имеет никакого отношения к делу. У вас всё?
Я взял кружку и допил чай. Потом взял диктофон, выключил его и убрал в сумку. Уже тогда я решил, что доведу дело до конца, хотя перед этим я сильно сомневался. Был мой черёд рассказывать истории.
– Нет, у меня не всё. Да и у вас, если подумать, осталось что добавить.
Я замолчал, чтобы посмотреть на реакцию этого человека. Николай Николаевич сдвинул брови и смотрел на меня, не отрываясь.
– Что вы имеете в виду?
– Моя очередь показывать вам снимки.
Я достал из сумки одну фотографию и кинул на стол. Старик взглянул на него и, надо отдать должное, не один мускул на его лице не дрогнул.
На фотографии был изображен человек в темной куртке и молодой парнишка десяти лет. В парнишке было очень легко узнать меня. И Ушаков узнал. Также по его глазам я понял, что он узнал и мужчину – того самого Щукина Владимира Павловича. Старик не сказал ни слова, лишь снова посмотрел на меня.
– Щукин Владимир Павлович отсидел пятнадцать лет, десять из которых в колонии строгого режима. Его выпустили в две тысячи первом по состоянию здоровья. Он действительно был параноиком, но после того, как отсидел он изменился и даже успел перед своей смертью обзавестись отношениями. Он – мой отец.
Старик шумно сглотнул и отвернулся.
– Зачем вы мне это рассказываете?
Я думаю, что тогда Ушаков уже всё понял, но я продолжил:
– Вы же прекрасно знаете, что мой отец никого не убивал. Я выяснил, что многие доказательства были сфабрикованы, и мой отец на допросе не мог толком объяснить, как убивал этих женщин. Вы списали это на его расстройство. Он признался в убийствах, только потому что мой отец – полный псих.